За дверью реанимационной палаты. Без видеокамер и жалости. Что вспомнила пациентка о трех сутках в реанимации

Сегодня я отойду от своих принципов и перепощу статью sovenok101 . В ней четко и практически на пальцах объяснено, почему не стоит разговаривать с реаниматологами, почему не стоит рваться в реанимацию посетить родственников и почему вы не услышите от врачей правды.

Бывает, знакомые спрашивают: как разговаривать с реаниматологом, чтобы он сказал всю правду, пустил в блок, осознал, что именно этого пациента надо спасать изо всех сил, не утаил информацию об отсутствии лекарств и сказал, что нужно купить. Так вот. Достигнуть этих целей невозможно. Почему -давайте разбираться.

Начнем с первого пункта -когда реаниматолог говорит правду.

С точки зрения реаниматолога, все пациенты делятся на три категории. Первая - с болезнями не тяжелее насморка, по реанимационным меркам, естественно. Ну, например, пневмония, затрагивающая 1-2 доли из 5 имеющихся. Или аллергоз, который дышит свободно, не требует поддержки давления и у которого кожа не слезает, ну, по крайней мере не вся. Туда же - кровотечение, остановленное хирургом, эндоскопистом или остановившееся самостоятельно после пары доз плазмы, когда больной вполне себе компенсируется на солевых растворах и не требует эритроцитов и прочих трансфузиологических премудростей.

Вторая категория - это реально реанимационные больные, у которых шансов выжить ну, например 1:2 или того меньше. К примеру, пневмония 3-5 долей, ОРДС, кровопотеря с ДВС. Сепсис с полиорганкой. Панкреонекроз с инфекционно-токсическим шоком. С такими больными возятся, над ними шаманят, их тащат и вытаскивают, с ними рядом простаивают сутки напролет, предоставив всю первую категорию сестрам и прочим хирургам.

Ну и третья категория - пациенты, у которых шансов выжить нет от слова совсем. Часто это терминальная онкология. Мезентериальный тромбоз с некрозом всего кишечника. Да мало ли что ещё. Этим больным облегчают состояние, а после смерти говорят: вылечился, что означает "отмучился". Никакой иронии, сами себе реаниматологии желают себе смерти быстрой и лёгкой, желательно во сне, можно медикаментозном.

Ну так вот. Рассмотрим ситуацию самую простую, когда вы сами пациент. И почему-то можете говорить. При любом раскладе вам скажут, что все в порядке. Вот сейчас полечимся и все станет хорошо. Все разглагольствования про право пациента на информацию работают где-то там, во внешнем мире. Реаниматологи слишком хорошо знает, как влияет настрой пациента на исход болезни. Самая унылая ситуация, когда ты тут бьешься, как рыба об лед, а он просто не хочет жить. Убить такого хочется! Так что все в порядке, а впереди сплошной зашибись. И только уже реально спасенному больному, в дверях, могут тактично так объяснить, что вообще-то он уже почти побывал в лучшем мире. И искренне пожелают больше сюда не возвращаться.

Ситуация сложнее, когда вы -взволнованный родственник.
Ну вот относится ваш брат, к примеру, к первой категории. Вы можете предположить, что все не так плохо, если реаниматолог выйдет к вам, лихорадочно листая историю болезни. Это значит, что он больного не помнит. То есть он его принял, дал назначения, а дальше за больным следят сестры. Ну крованула язва. Ну скоагулировали. Все хорошо, до утра понаблюдаем, завтра -в отделение. Думаете, вот прям это реаниматолог вам и расскажет? Ага! А если за ночь ещё крованет? А зонд сместится и вовремя никто ничего не заметит. А в лаборатории прибор глюкнет и снижение гемоглобина не покажет. А когда все выяснится, то накровит уже два литра, его возьмут на стол, а плазмы и эрмассы нужных не окажется, и пока их привезут, уже будет ДВС, и ничего не срастается, швы разойдутся, и будем мы потом долго и мучительно лечить перитонит...А кто будет виноват? Тот самый реаниматолог, который заверил родственников, что все будет хорошо. Так что пока больной в реанимации -он умирает. И точка. А про все хорошо будем говорить по дороге в отделение. И ещё искренне пожелаем этому больному назад не возвращаться. А то всякое бывает.

Или вот ещё хлеще, больной из второй категории. К родне такого больного реаниматолог выйдет, скорее всего, без истории болезни в руках, потому, что все ее содержание он и так помнит наизусть. И скажет, что все плохо и шансов почти нет. Лечим, боремся, но мы не всесильны. Хороший признак, если он скажет "без ухудшения", "небольшая положительная динамика", "тенденция к стабилизации". Большего вы от него не добьетесь, хоть нож к горлу приставьте.

И только про больного третьей категории вам скажут чистую правду: "Больной инкурабельный, проводится симптоматическая терапия". Что значит: больной умирает, а мы облегчаем его страдания.

Возможно, вас пустят к больному третьей категории, попрощаться. Это зависит от ситуации в блоке и загруженности врача и обычно противоречит внутренним приказам стационара. Но врачи -тоже люди и к смерти относятся уважительно. К больному второй категории вас могут провести, только если, с точки зрения реаниматолога, это может подтолкнуть "зависшего между небом и землей" в нужном направлении. К больному первой категории вас не пропустят никогда. Наобщаетесь завтра-послезавтра в отделении.

Простимулировать реаниматолога "получше спасать" вашего больного невозможно. То есть, деньги он может и взять, но лечить будет так, как принято лечить таких пациентов в этом стационаре. То же и относительно лекарств. Не так давно, в период очередного лекарственного голода, один хирург попросил родственника свежепрооперированного больного купить в аптеке копеечный анальгин. Родственник доложил об этом в администрацию и хирург тут же был уволен. Все остальные сделали выводы. Лечим тем что есть, если нет ничего, лечим лаской. Но родственники об этом никогда не узнают. Им стандартно предложат принести средства гигиены, воду в удобной бутылке, возможно, домашнюю вкусняшку типа бульона в термосе, если больному здоровье позволит это съесть. Исключения -для очень своих. Да, напишите записку, ее обязательно передадут, если что, даже прочитают больному вслух. И больному в коме тоже. Если больной достаточно здоров, ему дадут возможность написать ответ. Но этот ответ обязательно прочитает врач или медсестра. Записку типа "меня тут на органы разбирают" не передадут. Мобильный телефон не передадут ни при каких обстоятельствах. И вовсе не потому, что он мешает работе приборов. Не мешает. Просто чем беспомощней больной, тем спокойнее персоналу. Мало ли, куда он может позвонить и кого вызвать...

Итак, при любом раскладе вам скажут, что все плохо, прогнозов здесь не делают, спасают изо всех сил, все лекарства есть. Ваш телефон запишут, но воспользуются им только в случае печального исхода. Свой не дадут и, даже если вы его каким-то образом раздобудете, по телефону скажут только, что пациент жив и находится в отделении.

Так что никогда не разговаривайте с реаниматологом. А лучше всего -никогда с ним не встречайтесь. Ни как пациент, ни как его родственник!

Ребята, мы вкладываем душу в сайт. Cпасибо за то,
что открываете эту красоту. Спасибо за вдохновение и мурашки.
Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте

Около 10 % людей, переживших клиническую смерть, рассказывают необычайные истории. Ученые объясняют это тем, что после смерти некая часть мозга, отвечающая за воображение, работает еще около 30 секунд, порождая за это время целые миры в нашей голове. Пациенты же утверждают, что это не что иное, как доказательство жизни после смерти.

В любом случае любопытно просто сравнить видения различных людей, чем мы в АdMe.ru и решили заняться. Выводы делайте сами.

• Была пьяная драка. И вдруг почувствовал очень сильную боль. А потом я упал в канализационный люк. Я начал выкарабкиваться, цепляясь за склизкие стены - вонючие до невозможности! С трудом выполз наружу, а там машины стоят: скорая, милиция. Люди собрались. Осматриваю себя - нормальный, чистый. Через такую грязь полз, но почему-то чистый. Подошел посмотреть: что там, что случилось?
  Людей спрашиваю, они на меня ноль внимания, гады! Вижу, какой-то мужик лежит на носилках, весь в крови. Его втащили в скорую, и уже машина стала отъезжать, как вдруг чувствую: с этим телом меня что-то связывает.
  Крикнул: «Эй! Куда вы без меня? Куда моего брата увозите?!»
  И тут вспомнил: никакого брата у меня нет. Сначала растерялся, а потом понял: это же я!
  Норбеков М. С

• Врачи предупредили, что я могу рассчитывать лишь на 5 % успешности операции. Рискнули делать. В какой-то момент операции мое сердце остановилось. Я помню, как увидел мою недавно умершую бабушку, которая гладила меня по вискам. Все было черно-белым. Я не двигался, поэтому она стала нервничать, трясти меня, потом перешла на крик: она кричала и кричала моя имя, пока я наконец не нашел силы открыть рот, чтобы ответить ей. Я глотнул порцию воздуха, и удушье прошло. Бабушка улыбнулась. А я резко ощутил холодный операционный стол.
  Quora

• Было много других людей, идущих к вершине горы, манящей всех ярким светом. Они выглядели совершенно обыкновенно. Но я понимал, что все они были мертвы, как и я. Меня раздирало от ярости: сколько людей спасают в скорой помощи, почему со мной-то так поступили?!
  Вдруг из толпы выскочила моя покойная кузина и сказала мне: «Дин, возвращайся назад».
  Меня не называли Дином с детства, и она была одной из немногих людей, которые вообще знали эту вариацию имени. Тогда я обернулся, чтобы понять, что она имела в виду под словом «назад», и меня буквально ударило в кровать в больнице, где вокруг меня в панике бегали врачи.
  Dailymail

Я помню только 2 двери, похожие на те, что были в Средневековье. Одна - деревянная, другая - железная. Я просто молча смотрел на них долгое время.
Reddit

Я увидела, что я лежу на операционном столе и смотрю на себя со стороны. Кругом суета: врачи, медсестры заводят мне сердце. Я вижу их, я слышу их, а они меня нет. И тут одна медсестра берет ампулу и, надламывая кончик, ранит себе палец - под ее перчаткой скапливается кровь. Потом наступает полная тьма. Вижу следующую картину: моя кухня, за столом сидят мать с отцом, мама плачет, отец опрокидывает рюмку за рюмкой коньяка - меня не видят. Снова темнота.
Я открываю глаза, все вокруг в мониторах, трубки, я не чувствую тела, не могу пошевелиться. И тут вижу медсестру, ту самую, которая ампулой поранила палец. Я перевожу взгляд на руку и вижу забинтованный палец. Она говорит мне, что меня сбила машина, что я в больнице, скоро придут родители. Я спрашиваю: а ваш палец уже прошел? Вы же поранили его, когда ампулу вскрывали. Она, открыв рот, на мгновенье потеряла дар речи. Оказалось, что прошло уже 5 дней.

• Моя машина была разбита, а через минуту в нее врезалась огромная фура. Я поняла, что сегодня умру.
  Затем произошло что-то очень странное, чему до сих пор у меня нет логических объяснений. Я лежала в крови, сдавленная кусками железа внутри своей машины, в ожидании смерти. И тут резко меня окутало странное чувство спокойствия. Причем не только ощущение - мне показалось, что через окно машины ко мне распростерлись руки, чтобы обнять меня, забрать или вытащить оттуда. Я не могла видеть лицо этого мужчины, женщины или некоего существа. Просто стало очень легко и тепло.

Человек в реанимации как будто выпадает из нашего мира. К нему нельзя прийти, с ним нельзя поговорить, у него забирают телефон, одежду и личные вещи. Максимум, на что могут рассчитывать близкие – записка, переданная через медсестру. А вдруг человек ? А если это ребёнок? Остаётся только ждать звонка от врача, да надеяться на лучшее.

Почему в больницах такие драконовские правила и как не сойти с ума от неизвестности? Отвечаем на самые частые вопросы о реанимации.

1. Он умрёт?

Не накручивайте себя и не впадайте в панику. Да, у вашей близкой проблемы со здоровьем. Да, это серьёзно. И всё же, если кто-то попал в реанимацию, это не значит, что он на волоске от смерти. Человека могут положить туда даже на пару часов – к примеру, после . Как только врачи убедятся, что его жизни ничего не угрожает, пациента переведут в стационар.

Прогноз зависит от тяжести состояния больного, от возраста и сопутствующих заболеваний, от врачей, от клиники и ещё многих и многих факторов. И, конечно, от удачи.

2. Что там происходит?

Врачам нужен доступ для аппаратуры, а у медсестёр должна быть возможность подмыть пациента – поэтому в отделении обычно лежат без одежды. Многие считают это неудобным и унизительным.

Мария Борисова рассказала в фейсбуке историю своей пожилой мамы: «Сразу же сказали: «Раздевайся догола, снимай всё, носки и трусы включительно». Лежала мама в большом коридоре, где ходило огромное количество народу, громко разговаривали, смеялись. Маленькая подробность: чтобы справить малую нужду, ты должен встать голый со своей кровати перед большим количеством людей, которые ходят взад и вперед, сесть на судно на табуретку, которая стоит рядом с кроватью, и справить свою нужду прилюдно».

Лежать под одной простынёй бывает не только стыдно, но и холодно. И опасно для и так ослабленного здоровья. Существуют памперсы и одноразовое бельё, но это дополнительные расходы. А денег в государственных больницах всегда не хватает. Поэтому проще держать пациентов голыми. Если человек в состоянии ходить, ему могут дать рубашку.

Лежачих пациентов ежедневно обрабатывают жидкостью для профилактики пролежней, а раз в два часа – переворачивают. Тело тоже держат в чистоте. Стригут волосы и ногти. Если больной в сознании, он может делать это сам.

К пациенту в реанимации подключены системы жизнеобеспечения и отслеживающие аппараты. Его также могут привязать к кровати – чтобы в бреду он не повыдёргивал все датчики и не навредил себе.

3. Почему меня к нему не пускают?

По закону, врачи не могут не пустить вас в реанимацию без серьёзной причины. Если же туда попал ребёнок до 15 лет, родители и вовсе имеют право лечь в больницу вместе с ним. Но это в официальных бумагах, а на практике всё по-другому. У сотрудников больницы есть «классический» набор причин не пустить родственников: особые санитарные условия, инфекции, нехватка места, неадекватное поведение.

Правильно это или нет, вопрос сложный. С одной стороны, на Западе прийти к больному можно чуть ли не сразу после операции. Так спокойней и родственникам, и пациенту. С другой – на Западе и условия для этого подходящие: системы очистки воздуха, бактериальные фильтры, просторные помещения. Да и кто сможет гарантировать, что не грохнется в обморок, увидев близкого без сознания и всего обвешанного аппаратурой? Или не бросится выдёргивать капельницы и трубки? Такое тоже не редкость.

В общем, настаивать на посещении или нет – решать вам. Если персонал наотрез отказывается пускать вас, ссылайтесь на федеральный закон № 323 и обращайтесь к руководству клиники.

Соблюдайте все правила посещения: наденьте халат, маску и бахилы. Соберите волосы и захватите с собой антисептик для рук.

4. Чем я могу помочь?

Вы можете купить недостающие лекарства, средства для ухода («утку», например), или специальное питание. Можете нанять сиделку или оплатить консультацию со стороны. Узнайте у лечащего врача, есть ли в этом необходимость.

И у самого больного спросите, нужно ли ему что-нибудь. Дети часто просят принести любимые игрушки, взрослые – планшет или книги, пожилые – даже телевизор.

5. Как вести себя в реанимации?

Максимально спокойно. Не мешайте персоналу. Ваш близкий может лежать без сознания или странно себя вести. Он может необычно выглядеть или пахнуть. Из него могут торчать трубки и провода, а в одной палате с ним могут лежать раненые, тяжелобольные люди. Будьте готовы ко всему.

Пациента во многом зависит от его настроя, а настрой зависит от вас – близких людей. Не рыдайте, не истерите, не заламывайте руки и не проклинайте судьбу. Разговаривайте с ним, как со здоровым. Не обсуждайте болезнь, пока он сам не поднимет эту тему. Лучше обсудите самые обычные, повседневные вещи: как дела дома, какие новости у друзей, что происходит в мире.

Если человек в коме, с ним тоже нужно общаться. Многие пациенты на самом деле слышат и понимают всё, что происходит, поэтому их тоже нужно поддерживать, гладить по руке и рассказывать последние новости. Исследования показывают, что это ускоряет выздоровление.

Если же пациент просит о встрече со священником, врачи обязаны пропустить его в палату. Это право обеспечивает статья 19 законопроекта «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».

Эти истории - о смерти. Рассказала их медсестра реанимации Первой градской больницы Елена Васильевна Крылова. Что чувствуют люди, которые умирают в реанимации? чувствуют ли приближение смерти? страшатся ли, думают ли о том, как ее встретить, или успокаивают себя надеждой на выздоровление? За этими вопросами стоит не любопытство, а другие волнующие вопросы: чем можно помочь человеку, когда он находится на пороге смерти? как будем умирать мы сами?

Имена в этих историях реальные. Вы тоже можете помолиться об этих людях.

"У Виталия Васильевича была затромбирована артерия нижней конечности. Он был довольно старым - 69 лет - и страдал еще сахарным диабетом. Уже прошла операция, тромб извлекли, но процесс пошел дальше: возник второй тромб, конечность стала холодеть. Нужна была еще одна операция.

С Виталием Васильевичем постоянно были две дочки. В нашей жизни можно встретить любовь к родителям, но здесь мы увидели просто необыкновенную любовь. Я человек любопытный, мне всегда хочется увидеть, что за этим стоит, потому что на пустом месте любви не бывает. Когда Виталия Васильевича сняли с искусственной вентиляции легких, когда он стал нормально дышать и разговаривать, я уже могла с ним пообщаться.

Я поняла, что дети просто не могут его не любить, потому что он замечательный. Во-первых, он очень остроумный, во-вторых, терпеливый, в третьих, он очень мудрый и обо всех вещах судит, так сказать, по-настоящему и обо всем говорит с любовью. К нему подходишь, он обращается: "дорогая". Удивительно терпеливый. Лежал все время с отрешенным видом на кровати, чтобы своим присутствием никому не мешать. Именно из любви к другому человеку. Это было видно, потому что мне все время приходилось его тормошить и спрашивать, не больно ли ему. Он всегда при этом отвечал: "Конечно, больно, нога дергает, но я терплю".

Когда я спросила, верующий ли он или нет, он сказал: "Я перекованный из коммунистов". То есть он сначала был коммунист, и, я думаю, очень искренний, а потом, в течение жизни, понял, какие ценности существуют на белом свете. Интересно, что он выражался, можно сказать, церковным языком: "Я, - говорит, - верующий, но не церковный". А на мое предложение позвать священника, чтобы он мог исповедаться и причаститься, он ответил: "Конечно, когда-то же нужно встретиться с Богом!" Это была фраза понимающего человека. Я даже больше ничего не стала ему говорить. Весь остаток ночи мы стали жить в ожидании будущего причастия.

Когда начинается врачебный обход, я рассказываю про каждого больного, а заведующая отделением их обходит, смотрит. Она подходит к моему дедушке, Виталию Васильевичу, и вдруг - "Девчонки, - говорит, - да он у вас не дышит!" Из-за обезболивающего наркотика он так глубоко заснул, что перестал дышать. Мы быстро к нему - аппарат искусственного дыхания. Потом все сбежались, начали его трясти, кто как может, чтобы он просыпался. И он, слава Богу, очнулся. Когда я его сдавала другой сестре часов в 9 утра, говорю: "Только додержи его до причастия! Хоть что-нибудь с ним делайте, трясите". Дочки в коридоре плачут. Они верующие тоже - и та, и другая. И его действительно додержали! О. Иоанн его поисповедовал, причастил, и этой же ночью Виталий Васильевич умер, на Троицу его отпевали. От него осталось удивительно светлое чувство.

Запомнилась мне еще история с Александром Б. Он попал в автомобильную катастрофу, и на нем не было живого места. Он должен был умереть, а было ему всего двадцать с чем-то лет. Я у него тоже спрашивала, верит ли он в Бога. Он говорил: "Я не отрицаю существования Бога, но не могу понять, почему Он такой жестокий". Я пыталась объяснить, что Он не жестокий, что это для чего- то так делается, но он все равно не мог простить того, что Бог допускает страдания людей. Этот вопрос его мучил все время.

Потом у Александра началась интоксикация. Когда это происходит, больные становятся повышенно активными. Он вылез из кровати, пошел по коридору, силы его оставили, он упал, и тут же началось кровотечение. Это было зимой, у нас в храме в это время был о. Андрей из храма свят. Николая в Кузнецах. Вдруг в храм звонят из реанимации и говорят об Александре: можно ли причастить такого-то? О. Андрей согласился, и я повела его туда. О. Андрей, конечно, не мог раскрыть тайну исповеди, но говорил, что покаяние было настоящее, что Александр очень глубоко все чувствует и понимает. Он понял, для чего ему все эти страдания, и, по-видимому, ответил на тот вопрос, который его мучил. О. Андрей пришел после исповеди какой-то необыкновенно одухотворенный. Исповедуемся мы все, но по-разному, а такая исповедь его просто поразила. После этого о. Андрей попросил обязательно ему сообщить, если с Александром что-нибудь случится, потому что он видел, что этот человек на грани жизни и смерти. И действительно, ровно через сутки Александр умер. На кровати лежал совершенно спокойный, чистый, светлый человек. Видно, Господь его простил, в результате страданий душа его очистилась и отошла ко Господу. О. Андрею тогда позвонили специально. Наши батюшки, в общем, привыкли, что причащают умирающих, а для него это было событие.

Еще один случай, про который я хочу рассказать, очень печальный, потому что остались сиротами двое детей. Виноваты хирурги. Татьяне Д. (ей было всего 35 лет) сделали лапароскопию в Зеленограде, удалили желчный пузырь. После этого у нее стали синеть конечности, и подумали, что это тромбоэмболия легочной артерии, направили ее к нам, в сосудистый центр. Здесь у нее болел живот, поднялась температура. Обезболивали анальгином, наркотиками. В истории болезни о показаниях ничего не было написано. Но когда доктор пошел в палату посмотреть на больную, то, когда увидел ее, тут же велел класть на каталку - и к нам, в реанимацию, потому что она задыхалась, появилась страшная одышка, отеки, больная стала вся бледно-желтая, кончики пальцев посинели. Переложить ее с кровати на носилки было просто невозможно - она кричала от боли. Переложили. Перевезли. Немножко она у нас раздышалась. Включили кислород, хирурги собрались.

Я спросила ее, не хочет ли она исповедаться, причаститься. Говорит: "У меня крестик в палате". - "Крестик - понятно, а причаститься, исповедаться вы хотите?" - "Я никогда этого не делала". Я говорю: "Сейчас к вам придет священник. Вы с ним побеседуйте, может, полегче будет, и операция хорошо пройдет". Отвечает: "Ну, хорошо". Я тут же звоню, быстро приходит о. Иоанн, начинает ее исповедовать, и очень долго, подробно (обычно это бывает быстро). Я отошла, пришла, а батюшка все разговаривает с ней и как-то так хорошо очень. Она причастилась, и через час-полтора ее забирают в операционную. Оказалось, что, когда ей делали лапароскопию, порвали кишку. У Татьяны начался перитонит, и все эти восемь дней она жила с перитонитом! Все эти дни она терпела. Другой бы на ее месте скандал поднял: не видите, мне плохо, я же умираю! Молодые почти все сейчас свою болезнь воспринимают как что-то такое, что должно всех абсолютно людей поставить с ног на голову. А здесь такой такт: это же моя боль, моя болезнь, это я должна пережить, другой может помочь, но никак не может взять на себя эту тяжесть.

Конечно, в операционной ей все сделали, что положено, и привезли в палату, но состояние было тяжелейшее. Утешала только мысль, что она, слава Богу, все- таки успела исповедаться и причаститься. Она дожила до следующего дня, ее опять забрали в операционную, и там у нее сердце остановилось. Слишком сильная была интоксикация за восемь дней. Реанимировать ее не смогли, привезли к нам. Сердце побилось еще немного, и она умерла с Богом. Потом ночью звонил ее муж, никак не мог поверить, что она умерла..."

В храме царевича Димитрия, в алтаре, есть тетрадь, куда записаны для поминовения имена умерших в реанимации и других отделениях Первой градской. Мы приводим отрывок из этого помянника, в котором за каждой смертью тоже стоит своя история.

Александра - 20 лет. Крещена за миг до смерти.

Светлана - убиенная, 26 лет.

Наталия - актриса, около 35 лет. Крестилась, умерла в реанимации во время крещения ее мужа в больничном храме.

Евгений - 35 лет. Умер под разрешительной молитвой.

Георгий - умер от рака (21 год). Часто причащался, последний раз - в день смерти.

Анатолий - умер на второй день Пасхи.

Дария - крестилась за неделю до смерти, умерла в Лазареву субботу.

Алексий - причастился за несколько часов до смерти (после причастия пришел в сознание).

Георгий - 37 лет. Крестился, несколько раз причащался, очень хотел стать нашим прихожанином и духовным чадом о. Александра Д.

Елена - пережила клиническую смерть, пришла в сознание, исповедывалась, причастилась, через несколько дней умерла.

Михаил - умер в пятницу Светлой седмицы, накануне причастился.

Елена - 37 лет. Причастилась за два часа до смерти, умерла в день ангела.

Сергей - убиенный (25 лет).

Георгий - 72 года, профессор филологии. Соборовался, несколько раз причащался.

Марина - умерла от менингита (15 лет). Все время была без сознания. Незадолго до ее смерти впервые в жизни (в день своего ангела) причастилась ее мама Нина

Пантелеимон - 89 лет. Умер в Светлый понедельник.

Николай - 36 лет. Не соглашался на операцию, пока не придет священник. Перед операцией причастил о. Василий, второй раз причащали после операции (без сознания).

Олег - был алкоголик, у нас впервые причащался. Причастился 3 раза, соборовал о. Иоанн. Умер на 3-й день после соборования.

Галина - причастилась у нас впервые, умерла внезапно на 4-й день.

Александр - отказался исповедываться, через несколько часов умер.

Екатерина - не успела причаститься, скоропостижная смерть.

Светлана - днем причастилась, ночью умерла.

Просим ваших молитв об упокоении рабы Божией Ксении Кривовой
(4.11.1977 - 31.08.2001)

Она была певчей в соборе во имя Владимирской иконы Божией Матери Санкт- Петербурга и преподавателем гимназии. Как написал нам ее отец, "Ксения с рождения страдала болезнью почек, стойко, кротко и безропотно перенося скорби, так что окружающие и не догадывались о ее страданиях. 28 августа заболевание резко обострилось. 30 августа Ксения сама, находясь в реанимации, попросила вызвать священника. Исповедалась, причастилась Святых Христовых Тайн. 31 августа 2001 года в возрасте 23,5 лет безболезненно, мирно и непостыдно отошла ко Господу. (Удивительно для врачей: безболезненно при двустороннем гидронефрозе!)"

А еще Ксения писала стихи. Вот отрывок из ее последнего стихотворения.

Наш эксперт - врач-анестезиолог филиала № 6 Центрального военного клинического госпиталя №3 им. А. А. Вишневского Минобороны России, член Американской ассоциации анесте-зиологов (ASA) Александр Рабухин .

Не только в инфекции дело

Люди, к сожалению, часто сталкиваются с ситуацией, когда врачи не разрешают посетить их близких в отделении реанимации. Нам кажется: когда человек находится между жизнью и смертью, ему очень важно быть вместе с родными. Да и родственникам хочется увидеть его, помочь ему, подбодрить, хоть чем-то облегчить его состояние. Не секрет и то, что уход родных может быть гораздо лучше, чем уход медицинского персонала. Считается, что причина такого запрета - боязнь врачей, что родственники могут принести с собой какую-то инфекцию. Хотя трудно представить, что люди с инфекцией будут стремиться в реанимационное отделение к своим родным! Казалось бы, почему нынешнему Минздраву не пересмотреть инструкции?

Врачам понятны эмоции людей, у которых так тяжело больны родные. Но они настаивают на том, что в таком серьезном вопросе, как вопрос жизни и смерти, надо руководствоваться не только эмоциями. Если говорить объективно, то в отделение реанимации все же нередко пускают близких родственников. Правда, ненадолго и не во всех случаях. Раз вам отказывают, на это обычно у врачей есть серьезные причины. Какие?

Во-первых, действительно защита больного от инфекции. Несмотря на то что родные на вид здоровы и приносят на себе вполне обычную микрофлору, даже она может быть опасна для ослабленного, недавно прооперированного человека или для пациента с дефектом иммунитета. И даже если не для него самого - то для его соседей по реанимационному отделению.

Вторая причина, как ни парадоксально это звучит, - защита посетителей. Ведь сам пациент может являться источником инфекции, и порой весьма опасной. Встречаются нередко и тяжелейшие вирусные пневмонии, и гнойные инфекции. И наиболее важен фактор психологической защиты родных. Ведь большинство людей плохо представляют себе, . То, что мы можем увидеть в кино, существенно отличается от реальной больницы, примерно так же, как фильмы про войну отличаются от настоящих боевых действий.

… быть бы живу

Пациенты реанимации зачастую лежат в общем зале, без различия полов и без одежды. И это не для «издевательства» и не из наплевательского отношения персонала, это необходимость. В том состоянии, в каком больные чаще всего попадают в реанимацию, им нет дела до «приличий», здесь идет борьба за жизнь. Но психика обычного среднего посетителя не всегда готова к восприятию такого вида близкого человека - при этом, скажем, с шестью дренажами, торчащими из живота, плюс желудочный зонд, плюс катетер в мочевом пузыре, да еще интубационная трубка в горле.

Приведу реальный случай из собственной практики: муж долго умолял пустить его к жене, а увидев ее в таком состоянии, с криком «Да ведь эта штука мешает ей дышать!» попытался выдернуть трубку из трахеи. Поймите, персоналу отделения реанимации есть чем заняться, кроме как присматривать за посетителями - как бы они не начали или работу аппаратуры, или не грохнулись бы в обморок от стресса.

Какие тут свидания…

Надо учитывать и то, что родственникам других больных будет весьма неприятно, если их близкие предстанут в таком виде перед посторонними людьми.

К тому же, поверьте, в подавляющем большинстве случаев не до общений с родными, не до «последних слов», да и вообще не до чего. Реанимация создана не для свиданий, здесь лечат (или, по крайней мере, должны лечить) до последнего, пока остается хоть какая-то надежда. И никто не должен отвлекать от этой тяжелой борьбы ни медиков, ни пациентов, которым необходимо мобилизовать все свои силы для того, чтобы выкарабкаться.

Это родным кажется, что больной в реанимации только и мечтает встретиться с ними, что-то им сказать, о чем-то попросить. В подавляющем большинстве случаев это не так. Если человек нуждается в том, чтобы его держали в отделении реанимации, то он, скорее всего, либо без сознания (в коме), либо находится на искусственной вентиляции легких или подключен к другой аппаратуре. Не может и не хочет он ни с кем говорить - в силу тяжести своего состояния или под действием сильнодействующих препаратов.

Как только больному станет лучше, он будет в сознании и сможет общаться с родными - его непременно переведут в общее отделение, где у близких будет прекрасная возможность вместо «прощай» сказать ему «здравствуй». Если надежды «вытащить» пациента уже нет, если он умирает от тяжелого хронического заболевания - например, от онкологии с многочисленными метастазами или от хронической почечной недостаточности, то таких больных и не отправляют в реанимацию, дают им возможность спокойно и достойно уйти в обычной палате или дома, в окружении близких. Помните: если ваш родственник лежит в реанимации, и ваше присутствие далеко не всегда может помочь ему, но часто может помешать врачам.

Конечно, и в таких ситуациях бывают исключения - и с медицинской, и с социальной точки зрения. И, если доктора сочтут возможным, они пустят родных в «заповедное» отделение реанимации. А если нет - проявите понимание и надейтесь на лучшее.