Рассказы известной писательницы и натуралиста о животных – воспитанниках зоопарка. Много лет она работала с малышами самых разных животных: с бельчатами, медвежатами, волчатами, тигрятами, обезьянками и многими другими.

В своих рассказах она описывает, какими зверята рождаются, как они растут, как меняются их повадки.

Фотографии А. Анджанова.

Вера Чаплина

Обращение к читателям

Дорогие ребята!

Всю жизнь я очень любила животных, и сколько себя помню, всегда у меня воспитывались какие-нибудь птенцы, щенята, зайчата… Мне нравилось, когда меня дома встречали раскрытые рты галчат, сорок, когда серенькие желторотые воробышки не улетали от протянутой руки, а зайчата смело прыгали ко мне на колени.

С шестнадцати лет я поступила в кружок юных биологов Зоопарка. Руководил этим кружком известный натуралист и большой любитель природы Пётр Александрович Мантейфель. Он учил нас любить животных, беречь и изучать природу… Кружок наш был небольшой и очень дружный. Мы помогали служителям убирать клетки, кормить зверей и птиц, научным сотрудникам – наблюдать животных, записывали в дневники их поведение, взвешивали звериных малышей и следили за их ростом… Помню, сколько нового и интересного узнала я в Зоопарке: какими

рождаются барсучата, соболята, дикобразы, как растёт весь этот молодняк, как изменяются повадки животных… И каких только у меня не было звериных малышей, начиная от маленького, чуть больше напёрстка, бельчонка и кончая львятами, росомахами!

А как обрадовалась я, когда в 1933 году меня назначили заведующей молодняком Зоопарка! Вот тогда мне пришла мысль устроить в Зоопарке специальную площадку, где можно было бы не только воспитать здоровый и крепкий молодняк, но и сделать так, чтобы разные животные мирно уживались друг с другом.

У меня осталось много приятных и дорогих воспоминаний о тех звериных малышах, которым я отдала много тепла, любви и заботы. И мне, ребята, очень хочется, чтобы и вы познакомились с моими воспитанниками и полюбили их.

В. Чаплина

Ежиное семейство

Однажды жаркой июньской ночью Фёдора Васильевича разбудил громкий и настойчивый лай собаки. Фёдор Васильевич выглянул в окно, однако тонкая полоска недавно родившегося месяца совсем не давала света, и он ничего не увидел.

«Интересно, кто же мог так разозлить нашу добрейшую Альму?» – подумал Фёдор Васильевич. Тихонько, чтобы не разбудить жену и трёхлетнего внучонка Андрюшу, он достал с полки фонарь и вышел из дома. Яркий луч фонаря выхватил из темноты Альму и того, на кого она лаяла. Около собачьей миски лежал большой тёмный клубок. Это был ёж. Видно, он пришёл полакомиться вкусным Альминым супом, но, застигнутый врасплох, не смог уйти и остался на месте, свернувшись колючим клубком. Ведь это была его единственная защита.

Увидев подходившего хозяина, Альма залаяла ещё яростней. Она даже попыталась схватить незваного пришельца зубами, но тут клубок неожиданно подпрыгнул и пребольно уколол собаку в самый кончик носа. Альма завизжала, отскочила и с ещё большим остервенением стала бросаться на врага. Правда, теперь она держала нос на почтительном расстоянии, однако Фёдору Васильевичу всё же пришлось вмешаться. Он был человек добрый, и ему совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из животных пострадал.

Взяв мешок и не обращая внимания на сопротивление столь сердитого ночного гостя, на его подпрыгиванье и фырканье, Фёдор Васильевич закатал зверька в расстеленную мешковину и понёс в сарай. Там в старую кроличью клетку и поместил он своего пленника. Конечно, ежа можно было сразу выпустить на волю, но уж очень захотелось показать ночного гостя Андрюше. Пусть внучек подивится, ведь он видел ёжика только на картинках сказок, которые ему читала бабушка. И действительно, когда утром Фёдор Васильевич показал внуку ежа, тот пришёл в восторг. Ёжик! Живой! Да ещё сам пришёл в их сад!! Какие у него колючки! Какие чёрные глазки! Какой нос, да как сопит! А ёжик, словно специально стараясь себя показать, бегал по клетке, тыкался мордочкой в углы, в кормушку и как будто совсем не боялся людей. Дедушка принёс в блюдечке молоко и поставил в

Андрюша от радости визжал, прыгал и кричал:

– Дедушка, дедушка! Ты только посмотри, у него язык – как у Мурки! Давай посадим к нему Мурку! – И с этими словами Андрюша бросился было искать кошку, но Фёдор Васильевич его вовремя перехватил.

– Мурку пускать к ёжику нельзя: он её уколет. Пусть завтракает один, и нам тоже пора завтракать!

Но не так-то просто было увести Андрюшу. Он совсем не собирался расставаться с ежом. Хорошо, что выручила бабушка, позвав их к столу. А с бабушкой шутки плохи, и Андрюше пришлось идти завтракать.

Наспех проглотив чай с бутербродом, Андрюша хотел опять посмотреть ёжика, но бабушка сказала, что его надо немедленно выпустить.

– Нечего животное мучить! – твёрдо заявила она. – Может, у него дети голодные, а вы его в клетке держите.

Бабушка Анна Васильевна была в доме самая главная, и все её слушались. Послушались и теперь. Фёдор Васильевич взял толстые брезентовые рукавицы и вместе с Андрюшей отправился выпускать ежа. Раздумывать, куда его выпустить, долго не пришлось. Рядом с их домом, сразу за забором,

находился старый, запущенный сад соседей. Он весь зарос густой высокой травой, одичавшей малиной, тут и там лежали разбросанные кучи хвороста – словом, место для ежа было отличное. К тому же хозяева на дачу наведывались редко, и ёжик мог здесь жить сколько угодно и в полнейшей безопасности.

Фёдор Васильевич опустил колючий клубок возле куста, затем вместе с Андрюшей они отошли в сторону и стали наблюдать. Сначала ёжик лежал неподвижно, потом чуть-чуть высунул самый кончик носа, пошевелил им в одну сторону, в другую и, убедившись, что опасности нет, развернулся и потопал в самую гущу высокой травы.

Впрочем, на этом история с ежом не закончилась. На другую же ночь Анну Васильевну и Фёдора Васильевича опять разбудил настойчивый лай Альмы.

– Ишь расшумелась! Небось кошка чужая зашла, – сказала Анна Васильевна. – Как бы мальчонку не разбудила!

– Придётся прогнать! – недовольно пробурчал Фёдор Васильевич, взял фонарь и вышел во двор.

К его удивлению, около собачьей миски опять оказался вчерашний пришелец. Однако на этот раз он уже не лежал, свернувшись клубком, а спокойно доедал остатки Альминой еды. Громко чавкая, он даже не обращал внимания на протестующий лай собаки, которая вертелась вокруг, явно опасаясь подойти слишком близко к колючему нахалу. Пришлось Фёдору Васильевичу вновь выдворять со двора ёжика, сетуя на его навязчивость.

А ёж и правда оказался на редкость навязчивым. Видно, лакомиться Альминым супом ему показалось куда приятней и проще, чем добывать еду самому, и он стал приходить к знакомой миске каждую ночь. Не знаю, сколько бы времени продолжалось это выдворение ёжика и его возвращение, но, к счастью, Альма в конце концов смирилась с пребыванием колючего нахлебника. Она тявкала всё реже, беззлобнее, просто по долгу своей собачьей службы, а потом и вовсе перестала обращать внимание на непрошеного гостя.

Опять наступили ночи, полные тишины и покоя. Про ёжика все забыли.

Правда, стали замечать, что с некоторых пор Альма почему - то перестала спать в конуре и вообще переселилась ближе к дровам. Впрочем, лето было на редкость жаркое, и в тени, около дров, Альме, очевидно, нравилось больше. Зато Фёдору Васильевичу такое поведение собаки совсем не нравилось. Он был человек аккуратный и во всём любил порядок: раз конура для собаки, значит, и спать ей положено в конуре. Фёдор Васильевич не раз пробовал запихнуть туда Альму силой, но из этого ничего не получалось. Она исступлённо визжала, вырывалась, убегала и потом долго не подходила и не давалась в руки хозяину.

– Что-то Альма в конуру не идёт! – пожаловался он как - то жене.

– Небось грязно там, вот и не идёт. Подстилку смени! – посоветовала Анна Васильевна.

– Да, придётся! – согласился Фёдор Васильевич и в первый же свободный день отправился наводить в собачьем домике чистоту.

Конура была сделана добротно, с двойным, тёплым полом и с открывающейся крышкой, чтобы удобней было поддерживать порядок и менять подстилку. Фёдор Васильевич поднял крышку и уже хотел собрать старую подстилку, когда его внимание привлекло что-то живое, копошившееся в самом дальнем углу собачьего домика. Фёдор Васильевич поглядел и изумлённо охнул… Там в небольшом уютном углублении, словно в гнёздышке, копошились потревоженные ворвавшимся светом маленькие розовые тельца, покрытые еле заметными, редкими иголочками. Никак, ежата!..

– Анюта! Поди скорей! Посмотри, что здесь! – крикнул он жене.

– Ну что? Что у тебя приключилось? – недовольно откликнулась с террасы Анна Васильевна.

– Смотри, ежата у Альмы! Ей-ей, ежата!

– Да ты что, в уме ли?! У собаки – и вдруг ежата!

– Не у Альмы, а в Альминой конуре, – поправился Фёдор Васильевич. – Ты только посмотри, ишь какие розовые! Видно, родились недавно… Анна Васильевна поспешила к мужу, нагнулась к ежатам, но рассматривать их долго не стала.

– Знаешь, Федя, лучше закрой крышку и не лазь больше, а то ежиха бросит детей, что тогда с ними делать будешь?

– Не бросит, – уверенно возразил Фёдор Васильевич. – Здесь ей и дом, здесь и еда – плохо ли!

Но крышку всё же закрыл.

И никто из них, ни Фёдор Васильевич, ни Анна Васильевна, даже не предполагал, что это ежиное семейство доставит им столько непредвиденных хлопот.

Во-первых, появление ежат надо было тщательно держать в тайне от Андрюши, иначе он непременно их вытащит. Во-вторых, следить за Альмой, и хотя она даже близко не подходила к своему законному дому, Фёдор Васильевич на всякий случай посадил её на цепь. Кроме того, теперь приходилось не только кормить ежиху, но и разнообразить ей корм. Ведь всё-таки она была матерью и ей требовалось особое внимание. Впрочем, эту заботу целиком взяла на себя Анна Васильевна. Она тщательным образом следила за питанием ежихи. Теперь в её мисочке лежали то разбитое яйцо, то кусочки мяса, то налито тёплое молоко. И надо сказать, что аппетит у ежиной мамаши оказался отменным. Поставленная ей еда была всегда съедена, а миска так чисто вылизана, будто вымыта.

А вот скрыть от Андрюши появление в Альмином домике ежат не удалось. Мальчуган мигом разгадал дедову тайну при помощи своих обычных «а почему?». А почему бабушка ставит сюда кушанье? Для кого оно? А почему Альма живёт не в домике, а около дров? А зачем её привязали? Фёдор Васильевич совсем запутался в ответах, и пришлось рассказать Андрюше и про ежиху, и про ежат, которых ещё нельзя тревожить.

– Вот подрастут немного, и покажу! – обещал он внуку.

Впрочем, деду самому не терпелось посмотреть на ежиное семейство. И вот однажды, взяв с Андрюши торжественное обещание не трогать малышей, Фёдор Васильевич подошёл с ним к конуре, тихонько приоткрыл крышку и молча показал в левый угол, где лежали уже подросшие ежата. Увидев ежат, Андрюша тут же обрушил на Фёдора Васильевича такой поток вопросов, что на них и знатоку было бы трудно ответить. Тщетно пытался дед остановить разбушевавшуюся любознательность внука. Наконец Андрюша, сам устав от своих же вопросов, заявил:

– Ничего-то ты, дед, не знаешь!

И Фёдор Васильевич понял, что отныне его непоколебимый авторитет бесславно рухнул.

На следующий день, вместо того чтобы поливать сад, Фёдор Васильевич приоделся и прямо с утра отправился в читальню. Придя туда, он долго стоял в нерешительности, а потом робко попросил:

– Мне бы книгу, где про ежей написано.

– Про ежей? – удивлённо переспросила пожилая библиотекарша. – А кто автор?

– Да я и сам не знаю, – признался Фёдор Васильевич и рассказал про Андрюшины вопросы и свои затруднения.

– Н-да, интересный у вас внучек, – посочувствовала библиотекарша. – Мой тоже, трёх лет нет, а он все марки автомобилей знает, пришлось и мне их изучать. – И, задумчиво добавив: – Кто ежей… кто автомобили, – отправилась за книгой.

Подходящая книга нашлась. Чуть не до обеда пробыл Фёдор Васильевич в библиотеке, старательно всё вычитывая про жизнь ежей. Вернувшись домой, он усадил рядом Андрюшу и стал ему рассказывать всё, что узнал сам: что ёжик зверёк полезный, охотится ночью, что ест разных жуков, личинок, мышей, а если попадётся ядовитая змея, и её съест, а яд змеиный ему совсем не страшен. И про ежиных врагов рассказал: хоть ёж колючий, а врагов у него много – и лиса, и серый волк, и филин, и собака… А защита у него одна – свернётся в тугой клубок и иголки во все стороны растопырит. Только не всегда это помогает.

Но самое интересное для Андрюши было узнать, что ежата рождаются маленькие-маленькие, почти как бабушкин напёрсток. Они совсем беспомощные, слепые, и даже иголочки у них первое время мягкие и реденькие. А мать-то ежиха как за ними ухаживает! Так и лижет, так и лижет то одного детёныша, то другого – всех перемоет. А если они проголодаются, ежиха рядом уляжется и лежит, пока ежата молока насосутся. Слушает Андрюша дедушку и удивляется. Подумать только, откуда дед про всё это знает! Всё знает! А прошлый раз притворялся, отвечать не хотел…

Ежата росли быстро. Через месяц их чёрные носишки всё чаще и чаще высовывались из конуры. А однажды, когда Фёдор Васильевич с Андрюшей заглянули в домик, ежат там не оказалось. Они переселились в соседний, заброшенный сад. Но каждый вечер, едва смеркалось, всё ежиное семейство являлось к своей миске, где им всегда была приготовлена вкусная еда.

Уезжая от дедушки к родителям, Андрюша очень волновался: как же тут останутся его ёжики? Но дедушка его успокоил. Он сказал, что будет пока их кормить, а зимой их кормить не надо, потому что, когда наступят холода, ежи спят. А дедушка про ежей всё знает.

Была зима. Шел снег большими пушистыми хлопьями. Иван Сергеевич уже собрался садиться в поезд, когда к нему подбежал его приятель Николай Семенович.

- Иван Сергеевич, выручи! Жена просила белку выпустить, а ты за городом живешь, удружи, выпусти сам, - попросил он и, передан Ивану Сергеевичу коробку из-под торта, в которой находилась белка, ушел.

Иван Сергеевич не очень обрадовался такому поручению. Чтобы выпустить белку, надо было идти более длинной дорогой, а он торопился домой. Но отказать другу не мог.

Приехав на станцию, Иван Сергеевич хотел сразу пойти в лес и выпустить белку, но потом раздумал. Ему захотелось сначала показать зверька своему сынишке Андрюше. «Пусть осмотрит, а потом выпустит сам, - решил он и отправился прямо домой. Дома первым встретил Ивана Сергеевича Андрюша. Увидев в руках у отца коробку, он радостно закричал:

- Папа торт привез! Торт! Да какой огромный! Папочка, дай открою... - Ему не терпелось посмотреть, какой торт привез папа - шоколадный, который любил он, Андрюша, или фруктовый, который любила мама.

Но Иван Сергеевич не дал сынишке открыть коробку. Он не спеша снял и повесил пальто, позвал маму, а когда Ольга Федоровна подошла, взял ножницы и поддел бечевку. И тут, одновременно со щелканьем ножниц, куда-то в сторону отлетела крышка, что-то выскочило и, уронив на пол графин, исчезло на верху буфета. Андрюша так оторопел, что даже ничего не понял. Перед ним была пустая коробка, а торт... торта не было. На полу лежал разбитый графин, а на буфете сидела маленькая рыжая белочка.

Ольга Федоровна тоже увидела белочку.

- Что за глупая шутка! - рассердилась она на мужа. - Сейчас же поймай и выброси! Тоже придумал - лесных зверей домой носить...

Иван Сергеевич послушно взял щетку и уже поднял ее, чтобы согнать с буфета белку, но тут Ольга Федоровна рассердилась еще больше:

- Тоже придумал - щеткой такую крошку пугать! Раз принес, пусть переночует.

С этими словами Ольга Федоровна отобрала у мужа щетку и стала подметать осколки графина. А Иван Сергеевич и Андрюша потихоньку переглянулись. Они хорошо знали маму. Она всегда так: сначала сердилась, кричала, а потом жалела.

На другой день, вернувшись с работы, Иван Сергеевич застал дома настоящий разгром. Стол и

стулья были сдвинуты в сторону, около стены стояла большая садовая лестница, а на самом верху сидел Андрюша и прилаживал к буфету скворечник.

- Андрей, что ты делаешь?! Зачем портишь буфет? Сейчас же слезай и снимай скворечник! - рассердился Иван Сергеевич.

- А мне мама сказала... - начал было Андрюша, но тут вошла сама Ольга Федоровна: она была в телогрейке, в валенках и держала в руках огромную охапку сосновых веток, унизанных шишками.

- Оля, зачем все это? Ведь я сегодня же выпущу белку в лес.

- В лес?! Да ты с ума сошел! Жил зверь в комнате, в тепле, а ты его в лес, да еще зимой...

- Но ведь Николай Семенович сам просил выпустить белку, - попытался было возразить Иван Сергеевич.

- Мало ли что просил, ты вот лучше прочти, что здесь написано. - С этими словами Ольга Федоровна взяла со стола объемистую книгу с надписью: «Жизнь животных».

- Вот смотри: Зимой белка покрыта серой пушистой шерстью, которая ее хорошо защищает от холода, а летом она линяет и становится рыжей...» А эта белка какая? Рыжая. Значит, у нее и одежда летняя. Вот походи без шубы зимой, тогда не скажешь - выпусти! И, не обращая внимания на недовольный вид мужа, Ольга Федоровна стала подавать Андрюше сосновые ветки. Иван Сергеевич махнул рукой и пошел к себе в комнату. Он понял, что спор с женой бесполезен и что отныне белка прочно поселилась в их доме.

Первое время Пуська, как назвали белку, вела себя вполне прилично. Она почти не слезала с буфета, спала в скворечнике и никому не мешала. Несколько раз в день Ольга Федоровна или Андрюша ставили ей на буфет блюдечко с едой. Пуська подбегала сразу. Она выбирала из него кусочки сахара или печенья, брала в передние лапки и ела, а остатки относила в скворечник и прятала.

Но скоро Пуська стала привыкать к новому месту, а недели через две уже свободно бегала по всей столовой и Всюду, где только было возможно, устраивала свои кладовые.

Из переплета книг, из мягкой обивки дивана - повсюду торчали кусочки хлеба, печенья или косточки от компота, И даже из тяжелых гардин на дверях, стоило их шевельнуть, сыпались какие-то остатки. Вообще Пуська оказалась очень трудолюбивым зверьком. Целые дни она прыгала по комнате и, если не пополняла новыми запасами свои кладовые, то чинила гнезда. Гнезд у белочки было несколько. Одно, основное, в скворечнике на буфете, другие в самых разных местах, чаще всего за картинами. Немало с этим боролась Ольга Федоровна, но поделать ничего не могла: только сломает одно гнездо, как Пуська тут же устраивала другое. Строительным материалом для белкиных гнезд служили кусочки ваты, тряпочки, нитки, бумага. Как увидит Пуська лежащую тряпочку или оброненный носовой платок, ловко соберет в комочек и мигом унесет к себе.

Пуська тщательно следила за тем, чтобы все щелки ее домика были плотно закупорены. Можно было подумать, что она живет не в теплой комнате, а в лесу, где дует холодный, зимний ветер, - так старательно закрывалась она в своем домике, когда ложилась спать.

Ложилась Пуська спать рано, и была очень недовольна, если её тревожили. Стоило постучать по скворечнику, как в ответ раздавалось ее сердитое урчание, повизгивание, потом в отверстие появлялась сонная, недовольная мордашка и опять скрывалась. А из домика еще долго слышалось недовольное ворчание белочки.

Зато утром, едва Ольга Федоровна бралась за тряпку или щётку, как сразу появлялась Пуська. Очевидно, белочке казалось, что с ней затевают игру, - так начинала она веселиться: словно молния носилась, по комнате, перепрыгивая с одной вещи на другую, или раскачивалась на шелковом абажуре, обдирая его коготками. Если её Ольга Федоровна замахивалась на разыгравшегося зверька тряпкой, Пуська без церемоний прыгала на голову своей разгневанной хозяйке, оттуда на гардины и мигом исчезала Но больше всего Пуська надоедала за обедом или чаем. Белка всюду совала свой нос. Она лезла во

все кушанья, и все, что плохо лежало, старалась унести, Роль застольного сторожа приходилось нести Ивану Сергеевичу. И сколько раз случалось, что едва он отвлечется газетой или книгой, как Пуська, воспользовавшись этим, уносила из вазочки все конфеты. Пуська прекрасно разбиралась, с кем и как можно себя вести.

Так, например, на Андрюшиной тарелке она распоряжалась, как у себя дома. Перед Ольгой Федоровной вставала на задние лапки и ждала, пока та угостит ее сама. Зато Ивана Сергеевича обходила стороной, и если что-нибудь брала, то только украдкой. Иван Сергеевич не очень любил белку. Он давно мечтал завести себе хорошую лайку и теперь не знал, как это сделать: вряд ли жена разрешит, кроме белки, держать в доме еще собаку. А лайка на примете уже была. Звали ее Витим.

Когда Иван Сергеевич увидел Витима, то сразу решил, что это, и есть та собака, которая ему нужна. Витим был породистой и красивой лайкой. Со слов хозяина, он прекрасно ходил за утками, глухарями, облаивал белок и даже участвовал в охоте на медведя.

Но как приобрести Витима? Наконец после долгих раздумий и сомнений Иван Сергеевич решил так: пусть привезут собаку и оставят, когда дома не будет жены, а там…, ведь не прогнала она белку, не прогонит и собаку.

И вот в воскресенье, когда Ольга Федоровна поехала в Москву за покупками, привели Витима. Андрюша был в восторге. Он так же, как и папа, мечтал иметь охотничью собаку, ходить с ней на охоту. Теперь же собака у них есть, да еще такая красивая! Витим сразу познакомился с Андрюшей, приветливо лизнув его в щеку.

Потом Витим принес палочку, которую ему бросил Андрюша, и по приказанию Ивана Сергеевича послушно улегся на коврике около дверей. Вскоре приехала Ольга Федоровна. Увидев собаку, она, к удивлению Ивана Сергеевича и Андрюши, даже не рассердилась. Она погладила Витима, а узнав, что его еще не кормили, взяла миску и пошла в столовую. Следом за ней побежал и Витим.

Иван Сергеевич и Андрюша никак не рассчитывали на такой благополучный исход. Все испортил сам Витим. Войдя в столовую, он насторожился, потянул носом и в следующее мгновение, сшибая на ходу стулья, залился звонким лаем около буфета, на котором сидела Пуська.

С большим трудом вытащил Иван Сергеевич Витима из столовой. Но разгневанная жена тут же потребовала, чтобы собака была немедленно убрана. Напрасно пытался ей доказать Иван Сергеевич, что Витим поступил так, как это положено хорошей лайке. А хорошей лайке положено, найдя в лесу белку, ее облаивать.

Да, но это же не лес, а комната! - не успокаивалась Ольга Федоровна.

Неизвестно, чем бы все это кончилось для Витима, если бы Андрюша не пустил в ход слезы. Забыв о том, что ему уже семь лет, что он будущий охотник и никогда не должен плакать, Андрюша заревел во весь голос.

Ну ладно, - гневно закричала Ольга Федоровна, - можете оставлять этого зверя, но имейте в виду, что ни кормить, ни ухаживать за ним я не стану! И чтобы в столовой ноги его не было! - добавила она и, хлопнув дверью, ушла.

Правда, несмотря на свои угрозы, Ольга Федоровна все же стала кормить и ухаживать за Витимом, но неприятностей из-за собаки было немало.

Хотя Витима поселили на кухне и в столовую не пускали, ему все же иногда удавалось туда проскочить. Он сразу бросался к буфету, на котором обычно находилась ненавистная ему белка, и поднимал страшный лай. А Пуська, вместо того чтобы спрятаться, словно нарочно подзадоривая, садилась обязательно на самом виду.

В такие моменты Иван Сергеевич просто ненавидел белку. Он настаивал, чтобы ее выпустили в лес, но Ольга Федоровна не уступала. Она сердилась на мужа и тоже требовала, чтобы Витима посадили на цепь или отдали прежнему хозяину. А Андрюша, в зависимости от того, кому грозила большая опасность, защищал то белку, то собаку, потому что ему было очень жалко расставаться с обеими.

Но вот наступили теплые, весенние дни. Словно зеленые иголочки, показалась на проталинах молодая травка. Набухли готовые лопнуть почки деревьев. Особенно было хорошо, когда пригревало солнце. В такие дни Витим часами бегал и играл с Андрюшей в саду, а Пуська садилась на подоконник и подолгу смотрела в окно.

В один из таких теплый, весённих дней Ольга Федоровна и открыла форточку, совсем забыв про белку. Пуська сразу заметила оплошность хозяйки, мигом выскочила в форточку и прыгнула на сосну, которая росла рядом.

Некоторое время белочка сидела, словно окаменев. Потом она сделала один прыжок, другой и маленьким огоньком замелькала среди зазеленевших деревьев сада, а за ней с громким лаем помчался Витим.

К уходу белки все члены семьи отнеслись по-разному. Андрюша жалел Пуську. Ольга Федоровна беспокоилась, как бы ее любимица не простудилась или не попала бы в когти ястреба. Зато Иван Сергеевич радовался уходу белки от всей души. Теперь ему не придется караулить накрытый стол, никто не будет грызть газеты или посыпать его голову шелухой от семечек. А самое главное, можно будет пускать в комнаты Витима, который жил сейчас на дворе.

Однако радость Ивана Сергеевича оказалась преждевременной. Набегавшись, Пуська вернулась и уселась на сосне около окна в столовую, а внизу, охрипший от лая, бегал Витим.

Ольга Федоровна тут же распорядилась привязать собаку. Потом она открыла окно и стала звать Пуську. Пуська прыгала по сучьям, спускалась к самому окну, но в комнату не шла. Тогда было решено оставить ее жить на воле.

Иван Сергеевич прикрепил к сосне Пуськин скворечник. Потом сделал небольшой лоточек и повесил его на такой высоте, чтобы туда было легко класть для белки еду.

Правда, в повешенной скворечне Пуська жить отказалась и поселилась в лесу, который начинался сразу за садом, зато к кормушке стала приходить ежедневно.

О приходе белки всегда извещал Витим. Стоило ей появиться, как он тут же поднимал громкий лай. Впрочем, Пуська совсем не обращала на него внимания. Она ничуть не боялась Витима и смело направлялась к своей кормушке. Здесь она закусывала оставленными ей орешками, потом уходила в лес или оставалась немного порезвиться в саду и подразнить Витима. Делала это Пуська весьма искусно. Она усаживалась на таком расстоянии от земли, чтобы Витим, прыгая, не мог ее достать.

Находясь в безопасности, белочка ударяла лапками по стволу, громко цокала или вдруг неожиданно,

чуть ли не под самым носом у собаки, спускалась вниз и тут же взлетала на самый верх дерева. Нужно ли говорить о том, как бесновался Витим. Приходилось запирать его в сарай и выпускать лишь после ухода белки.

К середине лета посещения Пуськи прекратились сразу и неожиданно. Очевидно, она переселилась в другой лес, а может быть, и погибла. Все жалели зверька. Как-то тихо и пусто стало без него в саду. Но вот однажды холодным, осенним утром всех разбудил лай Витима. Он лаял около сосны громко, не смолкая, а на сосне.., на сосне сидела Пуська, да не одна! Испуганно поглядывая на собаку, прижались к матери три бельчонка.

Так вот почему пропадала Пуська! Она не могла уйти от маленьких беспомощных бельчат, а теперь, когда они подросли, привела их сама. Андрюша, Ольга Федоровна, Иван Сергеевич - все выбежали в сад. Каждый держал в руках угощение и спешил положить в кормушку. Пуська быстро спустилась к кормушке, а за ней, робко перепрыгивая с ветки на ветку, последовали и бельчата.

И снова стало шумно и весело в саду. Снова с утра до вечера слышался громкий лай Витима, но Ольга Федоровна больше не сердилась на собаку, и все были очень довольны, что теперь в саду живет не одна, а четыре белочки.

Самая смышлёная

Долгое время я работала в Зоопарке со львами, тиграми, но случилось так, что меня перевели работать в обезьянник.

Очень не хотелось мне там оставаться. Обезьян я совсем не знала и не любила. Стою перед клеткой с обезьянами-резусами; их там целая стая – штук сорок – бегает. Смотрю и думаю: «Как же я их различать буду? Уж очень они друг на друга похожи. Одинаковые глаза, мордочки, руки, и даже роста как будто одного». Но это мне только вначале так казалось, а как пригляделась к ним – вижу, что хоть и одной они породы, а друг на друга не похожи. У того, которого звали Вовкой, голова гладкая, словно причёсанная, не то что у Бобрика. У Бобрика вихры во все стороны торчат, ну совсем как у Стёпки-растрёпки.

Но больше всех отличалась Малышка. Из всех обезьян она была самая маленькая, оттого её так и прозвали. Мордочка у Малышки остренькая, а сама она ловкая, шустрая. Как войду я в клетку, все обезьяны разбегутся, а Малышка чуть-чуть отойдёт в сторону и поглядывает на моё решето, в котором я приносила фрукты.

Вот эту-то Малышку и решила я приручить. Нелёгкое это было дело.

Долго не решалась ко мне подойти трусишка. Стоило только к ней протянуть руку, как она быстро отскакивала и убегала. Но я терпеливо просиживала в клетке часами и время от времени бросала ей самые вкусные кусочки.

С каждым днём Малышка привыкала ко мне всё больше и больше. Не убегала, когда я подходила, а однажды так расхрабрилась, что чуть не вырвала у меня печенье, которое я хотела дать другой обезьяне. Как-то даже пыталась залезть ко мне в карман. Уже протянула руку, но тут же сама испугалась своей храбрости и удрала. С тех пор я стала нарочно класть сладости в карман. И делала это так, чтобы Малышка видела. Я уже знала, что она большая сластёна.

Обезьянка внимательно наблюдала, как я кладу в карман грушу или кусочек сахару, а потом

вытягивала трубочкой ротик и жалобно кричала. И всё-таки в карман она залезть решилась. Чтобы не испугать воришку, я нарочно отвернулась, как будто ничего не замечаю. А Малышка быстро вытащила у меня из кармана кусочек сахару и, воровато оглядываясь, на всякий случай уселась подальше.

После этого её робость как рукой сняло. Не успевала я войти в клетку, как она прыгала мне на плечо и устраивала настоящий обыск.

Быстрые тонкие ручонки ловко обшаривали карманы. Ключи, деньги, платок – всё тащила Малышка. Один раз она даже утащила зеркальце. Забралась на самый верх и стала его разглядывать. Вертит во все стороны, смотрит, понять не может, куда же девается та, другая обезьянка, которую в зеркальце видно. И чего она только не делала, чтобы своё отражение поймать! За зеркало заглядывала, старалась руками схватить и даже пробовала укусить. Тут уж я испугалась: Малышка могла разбить стекло и порезаться. Хотела отнять зеркальце, да не тут-то было! Обезьянка бегала с ним по клетке и никак не хотела отдавать. Пришлось звать на помощь тётю Полю.

Тётя Поля ухаживала за обезьянами давно, и они её слушались. Она вошла в клетку и погрозила Малышке щёткой. Щётку Малышка боялась и сразу бросила зеркальце.

Наказанная жадность

Как и все обезьяны, Малышка была очень жадная. Меня она совсем перестала бояться, и когда я входила в клетку с кормом и давала не ей, она щипала мне руки. А щипалась Малышка очень больно, и у меня руки часто были в синяках. Она не боялась даже Гришку.

Гришка – это тоже обезьяна. Но он был вожак. На воле многие обезьяны живут стаями; из них самая большая и сильная обезьяна бывает вожаком. Она охраняет от опасности всю стаю, защищает её. Своего вожака обезьяны слушаются и боятся. Так и тут, в клетке, Гришку тоже слушались и боялись. Когда обезьян кормили, ни одна не смела раньше его взять корм. Все ждали, пока наестся Гришка. А Гришка неторопливо выбирал самое вкусное и, наевшись, медленно и важно взбирался на свою любимую полочку. Тогда, осторожно оглядываясь на него, слезали остальные обезьяны. Они торопливо совали себе за щёки всё, что попадало под руки, и спешили разбежаться по местам. Держал всех Гришка в страхе.

Он мог безнаказанно бить и кусать обезьян, но другим драться не позволял. Горе тому, кто попытался бы обидеть обезьяну из его стаи! Тут уж Гришка не разбирал, какой враг был перед ним, и первый бросался на защиту. Зато когда Гришке было холодно, он собирал обезьян в кучу, заставлял их себя греть или искать у него блох.

Одна Малышка не слушалась Гришку. Она никогда не искала у него блох, не грела его, как остальные обезьяны. Ловкая и быстрая, она вовремя успевала убежать от опасности или, чувствуя во мне защитника, таскала у него из-под самого носа корм. Набивала за щёки орехи, хватала яблоки и неуклюже ковыляла в сторону, чтобы поесть.

Долго терпел это Гришка. И вот однажды, когда Малышка, как всегда набрав корм, медленно взбиралась наверх, Гришка бросился на неё. От неожиданности у Малышки всё выпало из рук. Она взвизгнула, хотела бежать, но было поздно. Гришка крепко держал её за хвост, бил, кусал и царапал. Напрасно мы с тётей Полей кричали на него, грозили щёткой, напрасно цеплялась руками, ногами за

решётку и старалась вырваться Малышка – ничего не помогало. Гришка затащил её на самую верхушку клетки, всё отнял и даже вытащил тот кусок сахару, который она спрятала за щёку.

Так была наказана Малышка за свою жадность.

Резиновый товарищ

Кто-то бросил в клетку к обезьянам конфету. Конфета была крашеная, в бумажной обёртке. Малышка её съела и заболела. Целыми днями сидела Малышка на полочке, такая печальная: вся съёжилась, как будто замёрзла. Ввалились похудевшие бока, а всегда блестящая шёрстка стала тусклая, взъерошенная.

Теперь никто не прыгал ко мне на плечо, не щипал руки и не устраивал обыска. Позвали врача. Врач внимательно осмотрел больную и прописал ей касторку и грелку на живот.

Касторку пришлось давать силой. Малышка никак не хотела её принимать, а с грелкой получилось ещё хуже. Четыре раза пробовали привязывать ей грелку на живот, и четыре раза сбрасывала её Малышка.

Тогда пришлось действовать хитростью.

Малышку перевели в такую тесную клетку, что она едва могла в ней поместиться, а на пол положили резиновый пузырь с горячей водой. Ой, как испугалась его Малышка! Он лежал перед ней, такой незнакомый, такой страшный… От страха Малышка забилась в самый угол клетки и с ужасом в глазёнках следила за пузырём. Так, не

шевелясь, просидела она несколько часов. За это время мы несколько раз меняли воду, а Малышка всё боялась даже шевельнуться. Потом осторожно, не спуская глаз с пузыря, подошла ближе и тихонько тронула его рукой. Пузырь был приятно тёплый и не кусался. Тогда, осмелев, она прижалась

к нему всем своим маленьким, худеньким тельцем, крепко обняла руками и уснула.

С этого дня Малышка с пузырём не расставалась. Придерживая его рукой около живота, перебегала с ним с места на место и даже пыталась искать на нём блох. Блохи на пузыре, конечно, не водились, но искать их означает у обезьян самое большое расположение. А сколько трудов стоило отнять пузырь у Малышки, когда она поправилась! Обезьянка никак не хотела расставаться со своим резиновым другом. Она прижимала его к груди и так кричала, словно у неё отнимали детёныша.

Почти месяц прошёл после того, как Малышку вернули обратно к её подругам, но если проносили мимо клетки пузырь, она подбегала к решётке, вытягивала губки трубочкой и жалобно кричала.

Разоблачённая хитрость

Для отправки в другой зоопарк нужно было поймать обезьяну. Поезд отходил в этот же день вечером. Решено было отдать Малышку. Из всех обезьян она была самая ручная, и ловить её было легче, чем других. Но это только казалось, а на самом деле получилось совсем не так. Не успел зоотехник войти в клетку, как все обезьяны очутились наверху. Они хорошо знали зоотехника. Ему часто приходилось ловить обезьян, и они его прекрасно запомнили. Бывало, издали увидят и такой шум поднимут, что все сразу знают, кто идёт.

Увидев, что Малышку так просто не поймать, зоотехник решил взять её хитростью. Он надел тёти Полину кофту, юбку, покрыл голову платком и даже походку изменил, чтобы обезьяны его не узнали, и вошёл в клетку. Увидели его обезьяны – понять не могут: как будто на тётю Полю похож, а словно и не она. Крутятся вокруг, а подойти не решаются. Зоотехник кому грушу бросит, кому яблоко, а сам к Малышке подбирается. Яблоко ей протягивает.

Смотрю я на него, а у самой сердце замирает: «Поймает мою Малышку, обязательно поймает!» Только вижу – не поддаётся Малышка. К яблоку тянется, а сама так подозрительно на ноги зоотехника поглядывает. Смотрю я тоже и вижу – торчат из-под юбки большущие сапоги. Глядит на них Малышка.

Сапоги к ней шагнут ближе, а она от них отодвинется дальше. Отодвигается, а сама всё на сапоги смотрит. Смотрела, смотрела да вдруг как завизжит! В один миг все обезьяны очутились наверху. Потом Гришка-вожак крикнул «кра!», и все, как по команде, кинулись на зоотехника.

В одну минуту был сорван платок, разорваны юбка и новая кофта тёти Поли. Напрасно пытался защищаться и отмахиваться зоотехник. Сорок пар ловких обезьяньих рук хватали и рвали одежду, щипали лицо.

На шум прибежала тётя Поля и кинулась на помощь зоотехнику. Но отбить его от разъярённых обезьян оказалось делом нелёгким: они никак не хотели расставаться со своей жертвой.

С большим трудом, загораживая руками лицо и голову, весь оборванный и исцарапанный, выскочил наконец зоотехник из клетки.

А обезьяны ещё долго не могли успокоиться, волновались, делали в его сторону угрожающие движения, кричали.

Вот как была разоблачена хитрость зоотехника и осталась в Зоопарке Малышка.

Когда наступали тёплые, солнечные дни, обезьян переводили из зимнего помещения в большую, просторную вольеру.

Целыми днями бегали по ней и гонялись друг за другом обезьяны. Словно акробаты, прыгали они с трапеции на трапецию, ходили по туго натянутому канату, взбирались по гладкому шесту.

Одна Малышка не играла. Мы даже удивлялись: всегда такая весёлая, она сидела часами около решётки, смотрела на деревья, которые росли совсем рядом. Иногда ветер склонял какую-нибудь веточку чуть ближе, и тогда Малышка просовывала через решётку руку и старалась её достать. А потом опять сидела и часами смотрела на закрытую дверь. И вот однажды, когда тётя Поля чуть пошире открыла дверь, чтобы войти в клетку, Малышка ловко проскочила около служительницы и, прежде чем та успела вскрикнуть, очутилась на самой верхушке дерева. Напрасно её звала и манила самыми вкусными вещами тётя Поля. Напрасно плакала и просила слезть. Маленькая беглянка даже не повернула головы, а когда прибыла помощь в лице коменданта и его помощника, она ловко перепрыгнула с одного дерева на другое, перескочила через забор и быстро скрылась из виду.

Через несколько минут звонили по всем телефонам Зоопарка:

– Алло! У вас ушла обезьяна? Она на Пресне.

– Говорит милиция. Это ваша обезьяна скрылась в сторону Тишинской улицы?

Комендант Зоопарка не успевал класть трубку, как опять раздавались звонки: говорят с Георгиевской площади, с Больших Грузин, с Курбатовского… Одним словом, звонили со всех улиц, где пробегала Малышка.

Мы с тётей Полей бросились на поиски. Прибегаем к Курбатовскому переулку, смотрим – у дома стоит толпа, а Малышка по карнизу третьего этажа мечется.

Металась, металась да как прыгнет в открытое окно – только горшки с цветами посыпались.

Тут мы с тётей Полей скорей в этот дом кинулись. Бежим по лестнице, а навстречу из квартиры какая-то женщина выскочила. Сразу догадались мы, где наша Малышка. Вошли в комнату, а там перепуганная обезьяна из угла в угол мечется. Насилу её поймали.

Завернули мы Малышку в халат, чтоб по дороге она не удрала, и скорей в Зоопарк побежали.

В Зоопарке посадили Малышку в прежнюю клетку. Как обрадовались обезьяны, когда увидели беглянку! Окружили её, ласкали и что-то лопотали на своём обезьяньем языке, а Малышка сидела на полочке и ела самое большое яблоко, которым её угостила тётя Поля.

Фомка – белый медвежонок

Четвероногий пассажир

Попал Фомка в Москву не поездом, не пароходом, а прилетел на самолёте. Маршрут его: остров Котельный – Москва. Управлял этим самолётом знатный лётчик Илья Павлович Мазурук. Это ему, Илье Павловичу, преподнесли жители острова Котельный такой подарок, и экипаж самолёта решил взять его с собой в Москву.

Фомку – так звали медвежонка – поместили на самолёте в ящике. Ящик сколотили большой, крепкий, затянули одну сторону сеткой. Сначала Фомка сидел в нём очень спокойно. Но не успел самолёт оторваться от земли, как Фомка вцепился в сетку, стал рвать её зубами, лапами и поднял такой крик, что даже шум мотора не мог его заглушить.

Напрасно пробовали успокоить крикуна. Напрасно совали ему в клетку тюленье мясо, рыбий жир и другие медвежьи лакомства. Медвежонок охрип от крика, но по-прежнему продолжал орать. Тогда решили его выпустить и открыли клетку.

Осторожно, как будто кругом его поджидала опасность, вышел из неё Фомка. Насторожённо оглядываясь по сторонам, обошёл он кабину, всё обнюхал, всё осмотрел, потом влез на широкое кожаное кресло и с любопытством стал смотреть в окно. Кожаное кресло стало его любимым местом. На нём Фомка спал, ел и проводил почти всё время. На остановках его выпускали погулять. Фомка уже понимал, когда приземляется самолёт, соскакивал с кресла и занимал место около двери. А как он спешил выскочить, когда открывали её! Кубарем скатывался он с крутой лесенки на землю, и вот тут-то начинались его игры. Фомка без удержу катался по траве, переворачивался на спину, на живот или ловил свою заднюю лапу, обхватывал её и боролся сам с собой.

Он возился с таким азартом, что даже не замечал собравшихся вокруг людей. Но как бы он ни был занят, как бы ни был увлечён игрой, стоило кому-нибудь крикнуть: «На самолёт!» – или зашуметь пропеллеру, как Фомка моментально прекращал игру и во всю свою медвежью прыть мчался к самолёту.

Наверное, очень немногие люди могут сказать о себе что-то подобное. А Вера Васильевна сказала это с полным правом, потому что почти всю жизнь – с шестнадцати лет – работала в Московском зоопарке. А в Зоопарке – так уж получалось – ей постоянно приходилось иметь дело со зверёнышами, которые либо осиротели, либо матери почему-то отказались их кормить. И наверное, многие из них погибли бы, если б не добрые руки и неиссякаемое терпение, а главное – если бы не огромная любовь к животным Веры Васильевны Чаплиной.

Конечно, она не только выкармливала соской детёнышей и заботилась о них – она наблюдала за животными, вела научную работу, стремилась к тому, чтоб звери не особенно чувствовали, что они в неволе. Постоянно наблюдая за малышами, Вера Васильевна предложила организовать площадку молодняка – поместить в одну большую вольеру лисят и львят, волчат и ягнят, медвежат и козлят. Многие сомневались, уживутся ли друг с другом такие разные звери. Но Вера Васильевна была уверена: уживутся, ведь они ещё не звери, а зверята, все они весёлые и добрые, игривые и доверчивые, как и всякие детёныши. И вот в Московском зоопарке появилась такая площадка. Сколько интересного материала для изучения дал этот эксперимент зоологам! Сколько радости и весёлых минут доставила эта «площадка» посетителям Зоопарка! Но ребята, видевшие, как играют, бегают, гоняются друг за другом зверята, не знали, что не все они сразу начали дружить, да и потом были всякие непредвиденные случаи.

Вера Васильевна замечала в поведении животных всё, до мельчайших подробностей. А потом решила рассказать ребятам о том, что происходит на площадке молодняка. Так появилась первая её книга «Малыши с зелёной площадки». Из неё ребята узнали, что каждый зверёныш, так же как и всякий взрослый зверь, имеет свой характер и свой нрав, что зверя можно воспитать и злым и добрым.

Потом Вера Васильевна написала книги «Мои воспитанники» и «Четвероногие друзья». Ребята познакомились с львицей Кинули, выросшей не в клетке, а в городской квартире, с лосёнком Лоськой, выкормленным соской, с умным слоном Шанго, с обезьянкой Малышкой, с лисёнком Куцым, с выдрой Наей, с собакой, воспитанной волчицей, и со многими другими животными. Ребята узнали и о тех людях, которые работают в Зоопарке – ухаживают за животными, лечат, изучают и кормят их.

Немало книг написала за свою жизнь Вера Васильевна Чаплина: «Кинули», «Питомцы зоопарка», «Друг чабана», «Медвежонок Фомка», «Случайные встречи» и другие. Книги эти многократно переиздавались, переводились на разные языки и в нашей стране, и за её пределами, и ребята во многих странах полюбили их, полюбили не только потому, что книги Веры Васильевны интересные, но ещё и потому, что они написаны очень добрым человеком, человеком, любящим животных и считающим главным делом своей жизни – воспитание доброты. А доброта, одно из самых важных и нужных качеств человеческого характера, начинается с малого – с доброго отношения к котёнку или щенку, птенцу или лягушонку.

По-настоящему добрый человек всегда смелее злого, он и в жизни счастливее человека недоброго, и радостей в жизни у него больше. И встреча с хорошей книгой, написанной добрым человеком, – это тоже большая радость.

И вот такую книгу – интересную и умную, которая поможет тебе многое понять, которая заставит тебя задуматься, а возможно, и на кое-что взглянуть иными глазами, – ты сейчас держишь в руках.

Юрий Дмитриев

Дорогие ребята!

Всю жизнь я очень любила животных, и сколько себя помню, всегда у меня воспитывались какие-нибудь птенцы, щенята, зайчата…

Мне нравилось, когда меня дома встречали раскрытые рты галчат, сорок, когда серенькие желторотые воробышки не улетали от протянутой руки, а зайчата смело прыгали ко мне на колени.

С шестнадцати лет я поступила в кружок юных биологов Зоопарка. Руководил этим кружком известный натуралист и большой любитель природы Пётр Александрович Мантейфель. Он учил нас любить животных, беречь и изучать природу… Кружок наш был небольшой и очень дружный. Мы помогали служителям убирать клетки, кормить зверей и птиц, научным сотрудникам – наблюдать животных, записывали в дневники их поведение, взвешивали звериных малышей и следили за их ростом…

Помню, сколько нового и интересного узнала я в Зоопарке: какими рождаются барсучата, соболята, дикобразы, как растёт весь этот молодняк, как изменяются повадки животных… И каких только у меня не было звериных малышей, начиная от маленького, чуть больше напёрстка, бельчонка и кончая львятами, росомахами!

А как обрадовалась я, когда в 1933 году меня назначили заведующей молодняком Зоопарка! Вот тогда мне пришла мысль устроить в Зоопарке специальную площадку, где можно было бы не только воспитать здоровый и крепкий молодняк, но и сделать так, чтобы разные животные мирно уживались друг с другом.

У меня осталось много приятных и дорогих воспоминаний о тех звериных малышах, которым я отдала много тепла, любви и заботы. И мне, ребята, очень хочется, чтобы и вы познакомились с моими воспитанниками и полюбили их.

В. Чаплина

Самая смышлёная

Долгое время я работала в Зоопарке со львами, тиграми, но случилось так, что меня перевели работать в обезьянник.

Очень не хотелось мне там оставаться. Обезьян я совсем не знала и не любила. Стою перед клеткой с обезьянами-резусами; их там целая стая – штук сорок – бегает. Смотрю и думаю: «Как же я их различать буду? Уж очень они друг на друга похожи. Одинаковые глаза, мордочки, руки, и даже роста как будто одного». Но это мне только вначале так казалось, а как пригляделась к ним – вижу, что хоть и одной они породы, а друг на друга не похожи. У того, которого звали Вовкой, голова гладкая, словно причёсанная, не то что у Бобрика. У Бобрика вихры во все стороны торчат, ну совсем как у Стёпки-растрёпки.

Но больше всех отличалась Малышка. Из всех обезьян она была самая маленькая, оттого её так и прозвали. Мордочка у Малышки остренькая, а сама она ловкая, шустрая. Как войду я в клетку, все обезьяны разбегутся, а Малышка чуть-чуть отойдёт в сторону и поглядывает на моё решето, в котором я приносила фрукты.

Вот эту-то Малышку и решила я приручить. Нелёгкое это было дело.

Долго не решалась ко мне подойти трусишка. Стоило только к ней протянуть руку, как она быстро отскакивала и убегала. Но я терпеливо просиживала в клетке часами и время от времени бросала ей самые вкусные кусочки.

С каждым днём Малышка привыкала ко мне всё больше и больше. Не убегала, когда я подходила, а однажды так расхрабрилась, что чуть не вырвала у меня печенье, которое я хотела дать другой обезьяне. Как-то даже пыталась залезть ко мне в карман. Уже протянула руку, но тут же сама испугалась своей храбрости и удрала. С тех пор я стала нарочно класть сладости в карман. И делала это так, чтобы Малышка видела. Я уже знала, что она большая сластёна.

Обезьянка внимательно наблюдала, как я кладу в карман грушу или кусочек сахару, а потом вытягивала трубочкой ротик и жалобно кричала. И всё-таки в карман она залезть решилась. Чтобы не испугать воришку, я нарочно отвернулась, как будто ничего не замечаю. А Малышка быстро вытащила у меня из кармана кусочек сахару и, воровато оглядываясь, на всякий случай уселась подальше.

Фомка – белый медвежонок

Лесная кормушка

Не думайте, что Слава был хороший лыжник, совсем нет! Он ходил так медленно, что все ребята дразнили его «тихоходом». Но Слава не обижался. Не для того, чтобы стать лыжником-чемпионом, отправлялся он в лес.

Он шёл тихо, не торопясь, ко всему приглядывался, прислушивался...

А как красиво зимой в лесу! Куда ни глянешь - всё кругом покрыто мягким, пушистым снегом, а присмотришься к заиндевевшим веткам деревьев - и увидишь замысловато-сказочные узоры: диковинные фигурки зверей, птиц, каких-то гномиков... Славе нравится их разбирать.

В лесу тихо-тихо. Идёшь - только снег под лыжами поскрипывает, а остановишься - тут сразу все звуки лесные услышишь. Вот где-то вверху попискивают невидимые синицы, одиноко стучит дятел.

Слава знает и этого дятла, и место, где он стучит, - там на старом, засохшем дереве, в расщелине сука, у него устроена «кузница». Видно, принёс туда еловую шишку, вот и долбит.

Совсем рядом со Славой пролетела стайка хохлатых свиристелей и скрылась среди деревьев, застрекотала сорока...

А сколько следов можно увидеть на белой пелене снега! Сколько интересного прочитать на этих снежных страницах!

Слава ходил в лес всегда одной и той же дорожкой. У него здесь были свои друзья, и он сразу после школы, пока ещё было светло, приходил их кормить. Кормушку для птиц Слава смастерил сам и устроил её на большой раскидистой берёзе. Сделал её очень просто: взял от ящика донышко, укрепил в развилке дерева, а чтобы еду не засыпало снегом, устроил из фанеры крышу. Хорошая получилась для птиц столовая, просторная!

Первое время птицы боялись мальчика. Садились поодаль и ждали, когда он уйдёт. Потом привыкли.

Бывало, подойдёт Слава к кормушке, посвистит, и они сразу со всех сторон на зов прилетают.

Первыми появлялись всегда синицы. Стоило Славе посвистеть, как они уже тут как тут. Следом прилетал поползень. Этот работяга никогда не пропускал время кормёжки. Он даже не ждал, когда Слава положит в кормушку семечки. Выхватывал их прямо из рук мальчика и стремительно улетал с добычей. Затем запихивал семечки в расщелину дерева или в щёлку коры и опять спешил к Славе. Такая доверчивость Славе нравилась: уж очень было приятно чувствовать на своей руке птицу.

Накормив любимца, Слава отходил в сторону и ещё долго наблюдал за птицами, за их поведением. Синицы больше всего любили сало. Они сразу слетались к нему, но клевали всегда по очереди, так же по очереди брали они и семечки. Зато свиристели и снегири опускались к разложенным для них гроздьям рябины стайкой. Снегири клевали рябину не спеша, семена съедали, а мякоть выбрасывали, не то что хохлатые свиристели: те глотали ягоды торопливо, целиком, потом сразу срывались с дерева и улетали.

А как-то раз Слава пришёл и увидел вокруг дерева следы. Их было много, а там, где сало подвешено, весь снег истоптан. Удивился Слава: кто же это мог быть? Следы будто собачьи, только узкие, и шли они из глубины леса ровной строчкой, лапка в лапку, словно по тесёмочке. Потом вспомнил: да ведь такие точно следы ему дядя Петя в деревне показывал и сказал, что они лисьи. Значит, вот кто сюда пожаловал! Видно, пришла кумушка салом полакомиться, да так ни с чем и ушла.

Наведывалась к кормушке и белка.

Сначала она не очень-то доверяла мальчику. Бывало, увидит его - мигом на верхушку берёзы взберётся да так затаится среди заснеженных веток, что не сразу её и увидишь.

А до чего же ловкими и быстрыми были прыжки зверька! До чего хороша белка зимой в своей серебристой шубке!

Для этой пушистой гостьи Слава никогда не забывал прихватить из дома орехи, печенье или конфеты - пусть тоже лакомится.

Прошёл декабрь, затем январь, наступил февраль с его вьюгами, метелями, морозами. Слава знал, что в этом месяце птицам приходится особенно трудно. Давно обклевали они те семена, что оставались с осени на деревьях и на кустах. Да и с земли, покрытой глубоким снегом, трудно достать еду.

Голодно в этом месяце птицам, а голодной птице морозный день - это смерть. Вот почему Слава даже в непогоду шёл кормить своих питомцев.

Но однажды с самого утра была такая вьюга, что нечего было и думать идти в лес. Вьюжило весь день, и лишь к вечеру стихло. Ночь была ясная, звёздная, а утром термометр показывал минус 36 градусов.

Когда Слава проснулся, мамы дома уже не было. Она работала почтальоном и уходила рано, но к двенадцати часам уже возвращалась домой.

На столе Слава увидел приготовленный завтрак и записку: «В ш к о л у н е х о д и. С и д и д о м а. М а м а».

«Вот это здорово! - обрадовался Слава. - Уроков нет и в школу идти не надо!»

Он встал, позавтракал, удобно устроился на диване, взял книгу и стал читать.

В доме было тепло и уютно. «Вот здорово, что мороз!» - подумал он опять и вдруг вспомнил: вчера вьюга, сегодня мороз, а как же там они... птицы? Он здесь в тепле, сытый, а они...

Он отложил книгу и включил телевизор. Шла какая-то интересная постановка, но смотреть тоже не захотелось.

Слава выключил телевизор и стал одеваться. Потом взял лыжи, пакет с кормом и решительно вышел из дома.

Будто вымерло всё живое в лесу, даже не слышно синичек. Попрятались птицы от леденящего ветра и холода. Только деревья трещат от мороза.

Спешит, спешит Слава, и чем ближе, тем беспокойней у него на душе.

Вот и знакомый поворот... вот и кормушка... Но не встретили птицы своего друга.

С трудом шевеля непослушными от мороза губами, стал сзывать их Слава свистом.

Долго, очень долго никто не отзывался на свист мальчика, потом прилетела одна синичка... другая... ещё две. Они были какие-то взъерошенные, сразу бросились к салу и стали его жадно клевать. Их собралось уже штук десять. Слава ждал поползня, но его любимец всё не появлялся. Уже не было сил больше ждать, от мороза перехватывало дыхание. Окоченевшими руками он высыпал в кормушку остатки корма, повернулся, чтобы идти к дому, и... что это? В стороне от дерева, будто сорванный листочек, распласталось на снегу что-то маленькое, бурое... Это был поползень.

Слава бросился к нему, поднял, прижал к себе, старался согреть дыханием неподвижное тельце. Неужели погиб? И вдруг он почувствовал, как поползень чуть трепыхнулся. Жив! Скорей, скорей домой! Скорей к спасительному теплу! И вот тут-то, если бы кто из ребят увидел, как бежал Слава на своих лыжах, никогда бы не стал его дразнить «тихоходом».

Дома, когда мама увидела Славу, она так и бросилась оттирать побелевшие щёки сына.

Говорила тебе - не выходи, записку написала. Куда ж тебя носило? Щёки отморозил!

Слава не пытался оправдываться. В ответ он вынул из-за пазухи полузамёрзшую птичку и показал маме. Мама поняла всё сразу и без слов.

Она быстро сняла с себя пуховый платок, завернула в него поползня и положила около батареи.

А теперь горячего чая с малиной выпей и живо в постель! Ишь герой тоже у меня нашёлся, птиц пошёл спасать!

И хотя мама старалась говорить сурово, Слава понял, что она на него совсем-совсем не сердится.

Напившись горячего чая с малиной, он тут же прилёг, хотел что-то сказать, но веки сами собой слиплись, и он словно провалился в темноту.

Проснулся Слава лишь на другой день рано утром, так рано, что мама ещё даже не ушла на работу. Вспомнив всё, что произошло накануне, Слава вскочил с постели и первым делом бросился к батарее посмотреть поползня. Но его там не было, а мама засмеялась и сказала:

Ты лучше поищи в другой комнате!

Поползень действительно оказался там. Он совсем оправился и теперь смело летал по комнате, лазал по книгам и всюду совал свой клюв. Очевидно, он был голоден и разыскивал, чем бы поживиться. Слава поставил ему на шкаф блюдечко с водой, рядом насыпал семечек, и поползень, не ожидая приглашения, сразу принялся за еду. Наелся, а потом, как и в лесу, стал делать запасы. Он засовывал семечки в страницы книг, прятал в занавески, за картины, затем неожиданно сел к маме на голову и начал совать ей семечки в волосы. То-то было смеху!..

Почти всю неделю прожил поползень у Славы. За это время он вполне освоился со своим новым местом и ничего не боялся. Смело таскал с тарелок еду или купался в блюдечке с остывшим чаем... Словом, вёл себя так, будто прожил в доме всю свою птичью жизнь. А потом случилось непредвиденное: мама открыла форточку, чтобы проветрить комнату, и поползень улетел.

Нужно ли говорить о том, как горевал Слава, когда, вернувшись из школы, узнал, что его любимец пропал. Слава еле сдерживал слёзы.

Ещё бы! Ведь ему хотелось выпустить птицу самому, и не здесь, около дома, а отнести в лес, к кормушке, чтобы опять встречать там своего маленького друга... А теперь некому будет таскать у Славы из рук семечки и их прятать...

Забавный медвежонок

Однажды туда пришёл человек. Он привёз от жителей таёжного посёлка большое спасибо за интересные книги и подарок. Подарок был в корзине. Человек поставил её на пол, снял крышку, и все изумлённо ахнули!

Да и как не ахнуть, если в корзине сидел маленький пушистый медвежонок. Он был совсем как плюшевая игрушка, а на забавной мордашке три чёрные пуговицы. Две пуговицы - два глаза, а третья пуговица, которая побольше, - нос.

Медвежонок пошевелил пуговкой-носом, уцепился лапками за край корзины и неуклюже выбрался из неё. Потом он ещё раз пошевелил пуговкой-носом и отправился путешествовать по издательству в сопровождении своих новых друзей.

Он вёл себя очень хорошо, этот маленький таёжный житель. Человек, который его привёз, давно ушёл, а медвежонок спокойно разгуливал по комнатам, не шумел и ничего не трогал.

Позабавив всех своими смешными играми, поборовшись с редактором и плотно закусив по очереди со всеми сотрудниками, медвежонок выбрал для своего отдыха ту комнату, где работала Анна Ивановна. Он устроился около её ног на мягком пушистом ковре и сладко уснул.

Вид у спавшего медвежонка был такой приятный и он так мирно посапывал, что Анна Ивановна решила взять медвежонка к себе домой. И на самом деле, сколько удовольствия она доставит Леночке и Вите таким живым плюшевым подарком. К тому же медвежонок научит их любить и заботиться о животных.