Иван Федорович Шпонька и его тетушка» – третья повесть второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Гоголь не закончил её. Иван Шпонька из мелкопоместного дворянского рода рос удивительно смирным, послушным мальчиком и всегда удостаивался похвалы учителей. Достигнув совершеннолетия, он поступил в пехотный полк, где проявил себя старательным и благоразумным офицером трезвого поведения. Иван Федорович прослужил в полку почти до 40 лет, не особенно поднимаясь в званиях. За это время мать Шпоньки умерла, а его небольшим малороссийским имением (близ Гадяча) стала управлять незамужняя тётушка, Василиса Кашпоровна. Однажды она прислала племяннику письмо, где советовала ему выйти в отставку и заняться на покое деревенским хозяйством. Последовав совету тётушки, Иван Фёдорович выехал в родные места. На постоялом дворе невдалеке от своей деревушки он познакомился с разговорчивым толстым помещиком Григорием Григорьевичем Сторченко, который оказался его соседом и звал по приезде непременно побывать у него в гостях. Дома Ивана Фёдоровича ожидала тёплая встреча. Тетушка Ивана Фёдоровича, Василиса Кашпоровна, была женщиной лет 50-ти, очень деятельной и энергичной. Имение племянника она содержала в отличном порядке, вникала во все дела, любила охоту и другие мужские занятия. Иван Фёдорович стал вести на деревенских просторах рассеянную жизнь, мало касаясь хозяйственных забот. Тетушка относилась к этому снисходительно, считая леноватого, вялого племянника «ещё молодой детиной». Но однажды она сообщила Ивану Фёдоровичу: один из их прежних соседей, умирая, отказал ему по завещанию луг десятин в 20. Однако эту бумагу сейчас удерживает у себя и не отдаёт другой их сосед, Сторченко – тот самый, которого Шпонька встретил на постоялом дворе по пути домой. Тетушка посоветовала Ивану Фёдоровичу поехать к Сторченко и как-нибудь забрать у него завещание. Гоголь «Иван Федорович Шпонька и его тётушка», иллюстрация А. Каневского Шпонька нехотя отправился к Сторченко. Тот радушно встретил его вместе со своей старухой-матерью и двумя уже взрослыми, но пока состоящими в девичестве сёстрами. Ивана Фёдоровича угостили вкусным обедом, который Гоголь описывает с юмористической картинностью. Однако когда Шпонька завёл разговор о завещании, Сторченко уклонился от него, ссылаясь на плохой слух, испорченный раз влезшим ему в ухо тараканом. Тётушка Ивана Фёдоровича осталась очень недовольной тем, что завещание так и не удалось добыть. Но когда Шпонька упомянул о сёстрах Сторченко, в голове Василисы Кашпоровны немедленно созрел план женить племянника на одной из них. Приказав починить свою старую бричку, она через несколько дней отправилась со Шпонькой в гости к Сторченкам. Заведя долгую беседу на хозяйственные темы, дамы пошли как бы по делам, но вполне естественным образом устроили так, что одна из дочерей Сторченко-матери осталась «пока занять Ивана Фёдоровича». Стеснительный, недогадливый Шпонька за время пребывания наедине нашёлся сказать барышне лишь одну фразу: о том, что «летом много мух». По пути домой тётушка объявила племяннику, что ему на 38-м году пора бы жениться и что Сторченко-мать ничуть не против сделать его своим зятем. Иван Фёдорович с этого дня так законфузился и взволновался, что даже стал видеть страшные сны про жён с гусиными лицами. Между тем в голове его тётушки созрел новый план – какой, Гоголь не успел сообщить читателю, ибо на этом его неоконченная повесть обрывается. Портрет Н. В. Гоголя. Художник Ф. Мюллер, 1840 Несмотря на внешнюю незатейливость сюжета, повесть «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка» имеет большое значение в творчестве Гоголя. Она сильно отличается от всех других рассказов цикла «Вечеров на хуторе близ Диканьки» отсутствием сказочности. Это чисто бытовая, лишённая всякой фантастики зарисовка, сделанная, однако, на высочайшем художественном уровне. Повесть «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка» составляет переход к новому периоду писательского развития Гоголя – переход от романтизма к реализму.

Николай Васильевич Гоголь

«Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»

«С этой историей случилась история»: рассказанная Степаном Ивановичем Курочкой из Гадяча, она была списана в тетрадку, тетрадка положена в маленький столик и оттуда частью потаскана пасичниковой жинкою на пирожки. Так что конец ее отсутствует. При желании, впрочем, всегда можно спросить у самого Степана Ивановича, и для удобства подробное описание его прилагается.

Иван Федорович Шпонька, живущий ныне на хуторе своём Вытребеньках, в школе отличался прилежанием и не задирал товарищей. Благонравием своим он привлёк внимание даже страшного учителя латинского языка и был произведён им в аудиторы, чем, впрочем, не избег неприятного происшествия, в результате коего был бит по рукам тем же учителем и сохранил в душе своей робость настолько, что никогда не имел желания идти в штатскую службу. Посему, спустя два года после известия о смерти батюшки, он вступил в П*** пехотный полк, который, хоть и стоял по деревням, не уступал иным кавалерийским; к примеру, несколько человек в нем танцевали мазурку, а двое из офицеров играли в банк. Иван Федорович, впрочем, держался особняком, предпочитая чистить пуговицы, читать гадательную книгу и ставить мышеловки по углам. За исправность, спустя одиннадцать лет по получении прапорщика, он был произведён в подпоручики. Умерла его матушка, имением занялась тётушка, а Иван Федорович все служил. Наконец он получил от тётушки письмо, в коем, сетуя на старость и немощь, она просила его взять хозяйство на себя. Иван Федорович получил отставку с чином поручика и нанял кибитку от Могилева до Гадяча.

В дороге, занявшей две с небольшим недели, «ничего не случилось слишком замечательного», и только уж в трактире близ Гадяча с ним свёл знакомство Григорий Григорьевич Сторченко, сказавшийся соседом из села Хортыше и называвшим непременно в гости. Вскоре после сего происшествия Иван Федорович уже дома, в объятиях тётушки Василисы Кашпоровны, чья дородность и исполинский рост не слишком соответствуют жалобам ее в письме. Тётушка исправно ведёт хозяйство, а племянник неотлучно бывает в поле при жнецах и косарях и так, бывало, пленяется красотами природы, что забывает отведать любимых своих галушек. Меж делом тётушка замечает, что вся земля за их хутором, и само село Хортыше, записана бывшим хозяином Степаном Кузьмичом на Ивана Федоровича (тому причиной, что он наведывался к матушке Ивана Федоровича задолго до его рождения), есть где-то и дарственная, — вот за ней-то и едет в Хортыше Иван Федорович и встречает там знакомца своего Сторченка,

Хлебосольный хозяин запирает ворота, распрягает коней Ивана Федоровича, но при словах о дарственной внезапно глохнет и поминает таракана, что сидел некогда у него в ухе. Он уверяет, что дарственной никакой нет и не было и, представив его матушке с сёстрами, влечёт Ивана Федоровича к столу, где тот знакомится с Иваном Ивановичем, голова коего сидит в высоком воротнике, «как будто в бричке». Во время обеда гостя потчуют индейкою с таким усердием, что официант принуждён стать на колени, умоляя его «взять стегнушко». После обеда грозный хозяин отправляется вздремнуть, и оживлённая беседа о делании пастилы, сушении груш, об огурцах и посеве картофеля занимает все общество, и даже две барышни, сестры Сторченки, принимают в ней участие. Вернувшись, Иван Федорович пересказывает тётушке своё приключение, и, крайне раздосадованная увёртливостью соседа, при упоминании барышень (а особливо белокурой) она одушевляется новым замыслом. Думая о племяннике «ще молода дытына», она уж мысленно нянчит внучат и впадает в совершенную рассеянную мечтательность. Наконец они сбираются к соседу вместе. Заведя разговор о гречихе и уведя старушку, она оставляет Ивана Федоровича с барышней наедине. Обменявшись, после долгого молчания, соображениями относительно числа мух летом, оба умолкают безнадёжно, и заведённая тётушкой на возвратном пути речь о необходимости женитьбы необычайно смущает Ивана Федоровича. Ему снятся чудные сны: жена с гусиным лицом, и не одна, а несколько, в шляпе жена, в кармане жена, в ухе жена, жена, подымающая его на колокольню, поскольку он колокол, жена, что вовсе не человек, а модная материя («возьмите жены <…> из неё все теперь шьют себе сюртуки»). Гадательная книга ничем не может помочь оробевшему Ивану Федоровичу, а у тётушки уж «созрел совершенно новый замысел», которого нам не суждено узнать, поскольку рукопись здесь обрывается.

Иван Фёдорович Шпонько, который живёт в своём хуторе Вытребеньки, в школе отличался прилежанием, товарищей своих не задирал. Таким старанием он привлёк внимание учителя латинского языка, за что был произведён в аудиторы. Но из-за одной неприятной истории, которая оставила в душе свой отпечаток, не имел особого желания посещать штатскую службу.

Получив известие о кончине своего батюшки, он поступил в пехотный полк. Иван Фёдорович, в отличие от других офицеров, всегда оставался в стороне, то есть, не участвовал в игре банк, не танцевал мазурку. Ему нравилось чистить пуговицы и ставить мышеловки по углам. За такое старание за одиннадцать лет он был произведён в подпоручики.

После смерти матери хозяйством стала заниматься его тётушка. Как-то в письме своём она пожаловалась на свою старость, просила принять хозяйство на себя. Получив отставку и наняв кибитку, он отправился в путь, который растянулся на две недели. В трактире Гадяча он знакомится с Григорием Григорьевичем Сторченком, соседом из села Хортыше, который приглашал к себе в гости. Тётушка исправно ведёт хозяйство, он всегда бывает при жнецах и косарях, где с удовольствием любуется красотой своего хутора.

Однажды тётушка сказала, что земли и село за хутором, записанные бывшим хозяином Степаном Кузьмичем, оформлены на Ивана Фёдоровича и дарственная есть. Отправила его в Хортыше. Хлебосольный хозяин запер ворота и распряг коней. В разговоре о дарственной, он уверял, что её не было. Представив своего соседа сёстрам и матушке, он ведёт Ивана Фёдоровича к столу, где знакомит его с Иваном Ивановичем, голова которого сидит в высоком воротнике.

Обед начинается с индейки и с таким усердием, что официант просит взять хоть один кусочек. После сытного обеда хозяин отправляется отдохнуть, а оживлённая беседа продолжатся о делании пастилы, о сушении груш, о посевах, где принимают участие две сестры, барышни Сторченко. Вернувшись из поездки, Иван Фёдорович рассказывает тётушке всю щекотливую историю, будто сосед умело изворачивается, и про барышень упоминает. Тётка начинает продумывать новый замысел. Представив мысленно, как она нянчит внучат, впадает в рассеянную мечтательность. Подумав, они решили ехать вместе. Заведя разговор о гречихе и увидев старушку, она оставляет Ивана Фёдоровича наедине с барышней. Обменявшись соображениями на счёт числа мух летом, оба умолкают надолго. Тётушка, вернувшись, заводит речь о женитьбе, тем самым смущает Ивана Фёдоровича.

Он видит чудесные сны. Жена с гусиным лицом и не одна, а несколько, в шляпе, в кармане жена, в ухе жена. Она поднимает его на колокольню, где колокол это он, а жена не человек, а модная материя. У тётушки созревает новый замысел.

Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка

Эту историю рассказал приезжавший из Гадяча Степан Иванович Курочка.

Четыре года Иван Фёдорович Шпонька в отставке живёт на своём хуторе Вытребеньки. Когда он был ещё Ванюшей, то слыл прилежным, исполнительным и тихим мальчиком. Но один случай сильно повлиял на его жизнь.

В школе учитель латинского языка был большой любитель тишины в классе и примерного поведения. Поведение Вани соответствовало всем требованиям. Но однажды соученик принёс в класс завёрнутый в бумагу и политый маслом блин. Урока он не знал, чтобы Ваня записал ему в журнал "знает", он отдал голодному Ване блин. Ваня "...взял блин, поставил перед собой книгу и начал есть. И так был занят этим, что даже не заметил, как в классе вдруг сделалась мёртвая тишина. ...Страшная рука, протянувшись из фризовой шинели, ухватила его за ухо и вытащила на середину класса. "Подай сюда блин! Подай, говорит тебе, негодяй!" - сказал грозный учитель, схватил пальцами масленый блин и выбросил его за окно, строго запретив бегавшим по двору школьникам поднимать его. ...Тут же высек он пребольно Ивана Фёдоровича по рукам. ... Только с этих пор робость, и без того неразлучная с ним, увеличилась ещё более.

Может быть это самое происшествие было причиною того, что он не имел никогда желания вступить в штатскую службу, видя на опыте, что не всегда удаётся хоронить концы."

Было ему почти пятнадцать лет, когда перешёл он во второй класс и получил известие о смерти отца. Отучившись ещё два года, он, с согласия матушки, перешёл в пехотный полк. Этот пехотный полк не уступал и кавалерийским. Большая часть офицеров пила, некоторые даже умели танцевать мазурку, двое из офицеров были страшные игроки в банк.

Среди таких товарищей робость Ивана Фёдоровича нисколько не уменьшилась. Сидя в своей квартире, он упражнялся в занятиях, чистил пуговицы, читал гадательную книгу или лежал на постели. Но не было никого исправнее Ивана Фёдоровича в полку. И взводом своим он так командовал, что ротный командир всегда ставил его в образец.

Во время службы получил он известие, что матушка скончалась, тётушка, родная сестра матери, взялась управлять небольшим его имением. Потом он стал подпоручиком, прослужил ещё четыре года, когда получил письмо от тётушки.

Тётушка писала, что стала стара и не может хорошо смотреть за его хозяйством. Иван Фёдорович вскоре получил отставку и уехал в имение к тётушке.

Ехал он две недели с небольшим и без приключений. Не доезжая ста вёрст до Гадяча, на постоялом дворе, встретился он с помещиком Григорием Григорьевичем Сторченко, своим соседом по имению. Григорий Григорьевич был с ним очень любезен и обязательно просил приехать сразу же в гости к нему. Жил он в своём имении недавно, так как получил его в наследство.

Приехав в имение и встретив тётушку, Иван Фёдорович удивился её письму, в котором она писала о старости и дряхлости. Прибежав с огорода, где она садила пшеничку, тётушка, к изумлению Ивана Фёдоровича, почти подняла его на руки.

Тётушка, Василиса Кашпоровна, была лет пятидесяти, замужем она никогда не была, рост она имела почти исполинский, дородность и силу совершенно соразмерную. "Почти в одно время она бранилась, красила пряжу, бегала на кухню, делала квас, варила медовое варенье и хлопотала весь день и везде поспевала. Следствием этого было то, что маленькое именьице Ивана Фёдоровича... процветало в полном смысле сего слова."

По приезде домой тётушка отметила, что из него будет хороший хозяин, потому что он был неотлучно в поле при жницах и косарях. Через непродолжительное время об Иване Фёдоровиче везде пошли речи как о великом работнике.

В один из дней, Василиса Кашпоровна взяла Ивана Фёдоровича за руку, сказала, что теперь она хочет поговорить с ним о деле. А дело было следующее.

Ещё до рождения Ивана Фёдоровича к его матушке, когда батюшка отсутствовал, заезжал часто в гости соседский помещик Степан Кузьмич. Этот Степан Кузьмич сделал дарственную запись на Ивана Фёдоровича на своё имение. Но матушка неизвестно куда дела эту дарственную, тётушка подозревала, что она в руках старого холостяка Григория Григорьевича Сторченка, который унаследовал это имение.

Иван Фёдорович стал возражать, рассказал, как он познакомился со Стор-ченко на станции и, что он ему показался порядочным человеком, в гости приглашал.

Тётушка посоветовала Ивану Фёдоровичу съездить в гости, может "старый грешник" послушается совести и сам отдаст дарственную.

Иван Фёдорович поехал к соседу в обеденную пору, тот очень радушно встретил его, но о дарственной, сказал, что ничего не слыхал: "никакой дарственной записи дядюшка не делал. Хотя, правда, в завещании и упоминается о какой-то записи; но где же она? никто не представил её." Они хорошо отобедали, поговорили. В доме Григория Григорьевича жили две барышни. Блонди-ночка была моложе сестры лет на шесть, по виду ей было около двадцати пяти. Она приглянулась Ивану Фёдоровичу, и только. К вечеру он еле уехал от соседей, так его хотели оставить ночевать.

Дома тётушке Иван Фёдорович похвалил барышен, сестёр Григория Григорьевича, особенно меньшую, белокуренькую. Тётушка уже решила уговорить Ивана Фёдоровича жениться, чтобы она успела понянчить внуков.

Спустя четыре дня тётушка с Иваном Фёдоровичем вместе поехали в гости к соседям. Григорий Григорьевича не было дома. Старушка с барышнями вышли встретить гостей в столовую. Поговорили, а потом все ушли смотреть что-то в девичью, а оставили Ивана Фёдоровича с белокурой Машенькой.

"Белокурая барышня осталась и села на диван. Иван Фёдорович сидел на своём стуле как на иголках, краснел и потуплял глаза; но барышня, казалось, вовсе этого не замечала и равнодушно сидела на диване, рассматривая прилежно окна и стены или следуя глазами за кошкою, трусливо пробегавшею под стульями.

Иван Фёдорович немного ободрился и хотел было начать разговор; но казалось, что все слова свои растерял он на дороге. Ни одна мысль не приходила век ему на ум.

Молчание продолжалось около четверти часа. Барышня всё также сидела.

Наконец Иван Фёдорович собрался с духом.

Летом очень много мух, сударыня! - произнёс он полудрожащим голосом.

Чрезвычайно много! - отвечала барышня. - Братец нарочно сделал хлопушку из старого маменького башмака; но всё ещё очень много.

Тут разговор опять прекратился. И Иван Фёдорович никаким образом уже не находил речи."

Так и воротились они с тётушкой к себе в имение. Тётушка начала его спрашивать о чём они говорили с барышней. Она напомнила племяннику, что ему уже тридцать восьмой год, чин у него хороший, пора думать и о детях, а для этого непременно нужна жена.

Как, тётушка! - вскричал, испугавшись, Иван Фёдорович. - Как, жена! Нет-с, тётушка, сделайте милость... Вы совершенно в стыд меня приводите... я ещё никогда не был женат... Я совершенно не знаю, что с нею делать!

Узнаешь, Иван Фёдорович, узнаешь, - промолвила, улыбаясь, тётушка и подумала про себя: "Куды ж! ще зовсгш молода дытына, ничего не знает!" -Да, Иван Фёдорович! - продолжала она вслух, - лучшей жены нельзя сыскать тебе, как Марья Григорьевна.

Но Иван Фёдорович стоял, будто громом оглушённый. Правда, Марья Григорьевна очень недурная барышня; но жениться!., это казалось ему так странно, так чудно, что он никак не мог подумать без страха. Жить с женою!., непонятно! Он не один будет в своей комнате, но их должно быть везде двое!.. Пот проступил у него на лице, по мере того чем более углублялся он в размышление."

Раньше обычного он лёг спать и приснился ему сон, да какой!

"Вдруг кто-то хватает его за ухо. "Ай! кто это?" - "Это я, твоя жена!" - с шумом говорит ему какой-то голос... На стуле сидит жена. ...Нечаянно поворачивается он в сторону и видит другую жену, тоже с гусиным лицом. Поворачивается в другую сторону - стоит третья жена. Назад - ещё одна жена, тут его берёт тоска. Он бросился бежать в сад... Он снял шляпу, видит: и в шляпе сидит жена. Пот выступил у него на лице. Полез он в карман за платком - и в кармане жена...

То вдруг он прыгал на одной ноге, а тётушка, глядя на него, говорила с важным видом: "Да, ты должен прыгать, потому что ты теперь уже женатый человек". Он к ней - но тётушка уже не тётушка, а колокольня. И чувствует, что его кто-то тащит верёвкою на колокольню. "Кто это тащит меня?" — жалобно говорит Иван Фёдорович. "Это я, жена твоя, тащу тебя, потому что ты колокол"... То вдруг снилось ему, что жена вовсе не человек, а какая-то шерстяная материя..."

После таких снов просыпался Иван Фёдорович в страхе и беспамятстве.

История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы Прокофьева Наталья Николаевна

Повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка»

Поразительным образом самая «реалистическая» повесть Гоголя в составе «Вечеров» показалась читателям и самой таинственной. Впрочем, в определенную литературную традицию она все же вписывалась. Скрытая ирония автора и обрыв текста на том месте, где только и должно было начаться действие, воскрешали в сознании читателей того времени роман «Жизнь и мнения Тристрама Шенди». Неоконченность повести, мотивированная утратой (полной или частичной) рукописи, в том числе обусловленной кулинарными причинами – был также прием, широко распространенный в литературе конца XVIII – начала XIX в. Более всего непонятным показалось ее место в «Вечерах», поскольку по своей стилистике она примыкала, скорее, к последующему циклу «Миргород». «Вещь неоконченная или, лучше сказать, только начатая, где уже намечается поворот от бездумного, беззаботного, показного творчества «Вечеров» к тому высшего порядка глубокому, проникновенному творчеству, которого первые всходы мы находим в двух частях «Миргорода»», – писал Д. Овсянико-Куликовский. – Гоголь явно ищет здесь новых средств изображения человека, нового, более углубленного развития комического характера. <…> «Замена схематических порядков, добродетелей и слабостей «чудачествами» давала возможность индивидуализировать образы, связывая их с социально-бытовыми условиями. <…> беглыми характеристиками намечается в творчестве Гоголя тема пошлости». Герой подан в противоречивом авторском освещении: «как обыватель <… > он близок к своему окружению, <… > но как «кроткая» душа он им противостоит. Здесь начало очень важной линии гоголевского творчества: разоблачение социальной пошлости».

И впрямь, действие повести было перенесено из народной среды, характерной для предыдущих повестей, в сферу мелкопоместного быта; время действия отнесено не к условному историческому времени, а к современности, что опять-таки сближало повесть с более поздними произведениями Гоголя (так, характер чтения Шпоньки напоминал чтение Ивана Ивановича в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»; описание жизни офицеров П*** пехотного полка, в котором служил Шпонька, предвещало соответствующее описание в «Коляске», а сцену между сестрой Сторченка Марьей Григорьевной и Шпонькой можно рассматривать как «первый этюд» к знаменитой «любовной сцене» в «Женитьбе»). Наконец, сам образ Шпоньки уже предвещал в некотором смысле Акакия Акакиевича Башмачкина (манера Шпоньки разговаривать незаконченными предложениями и частицами, отозвавшаяся затем в «Шинели»). Как отметил Андрей Белый (статья «Гоголь»), под пером Гоголя даже это ничтожество обнаруживает свою привлекательную сторону:

«А все эти семенящие, шныряющие и шаркающие Перепенки, Голопупенки, Довгочхуны и Шпоньки – не люди, а редьки. Таких людей нет; но в довершении ужаса Гоголь заставляет это зверье или репье <… > танцевать мазурку, одолжаться табаком и даже более того, – испытывать мистические экстазы, как испытывает у него экстаз одна из редек – Шпонька, глядя на вечереющий луч».

И все же современный прозаический быт повести о Шпоньке, внешне казалось бы не имеющий ничего общего с героическим прошлым (и даже совсем недавним прошлым, как, например, в повестях «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь») казаков, обнаруживал, тем не менее, неявную с ним соотнесенность. Так, село Хортыще, в котором живет Григорий Григорьевич Сторченко, неявно напоминало у Гоголя об исторических временах Сагайдачного, соединяя тем самым повесть о Шпоньке с историей пана Данила в «Страшной мести». А упоминание П*** пехотного (карабинерного) полка, в котором служил Шпонька, делало его в определенном смысле потомком тех запорожцев, которых Екатерина II хотела «повергать» в карабинеры в «Ночи перед Рождеством».

К тому же повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» обнаруживала те же поэтические принципы, что и остальные повести цикла. Так, в мотиве множащихся жен можно было увидеть характерный для Гоголя мотив нарушения естественных законов существования, описанный и в других повестях цикла, где мертвецы оживают, вещи сами приходят в движение, целое расчленяется (красная свитка), единичное множится. Для повести характерна была та же сказовая манера письма, что и для других повестей цикла, при том, что здесь эта сказовая манера достигала в своем роде кульминации: из всех повестей, входящих в «Вечера», повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» – единственная, в которой обыгрывался сам процесс фиксации устной речи и перевода ее в письменную (как следует из предисловия, повесть записана собственноручно рассказчиком – Степаном Ивановичем Курочкой: «взял и списал»).

Иными словами, в повести о Шпоньке Гоголь изображал все ту же Диканьку, но переставшую быть собой, лишенную обаяния и чародейства. Свадьба, которая до сих пор была делом веселым и легким, становится кошмаром. Вне «Вечеров» повесть о Шпоньке могла бы восприниматься как занятное сочетание пародии на эпигонов Стерна с бытовыми зарисовками. В книге же, как пишет современный критик, повесть показывает, как можно не разглядеть Диканьку, в ней же находясь.

Точки зрения исследователей на первую книгу Гоголя, несмотря на все различия между ними, помогают выявить главное: «Вечера на хуторе близ Диканьки» представляют собой романтические повести. Они проникнуты духом романтического историзма, в них господствуют яркая контрастность письма, буйство красок, передающих живой, естественный, душевно здоровый, цельный, веселый и какой-то мере идеальный мир славянской (украинской) древности. Однако этот мир уже коснулась нравственная порча: отдельные персонажи корыстны, их влекут чины, съедает пошлость. Добро и зло вступили в борьбу друг с другом. К концу всего цикла появляются персонажи (Шпонька), в которых духовное начало увяло и съежилось. С особенностями романтического повествования связаны и циклизация повестей, и множественность рассказчиков при первенстве одного – Рудого Панька. Вместе с тем в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» проявилась и индивидуальная манера Гоголя. Диканька с ее вечерами и хуторами – особый мир, определяемый не географией, а духовными началами, который простирается в пространстве и во времени. И по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки – таково пространство «Вечеров». Стало быть, Гоголь мог писать только тогда, когда он обнимал тот или иной мир целиком, когда этот особый мир представал цельным и когда в нем было одно объединяющее начало. В «Вечерах» такой общей идеей была идея естественного, душевно здорового, духовно насыщенного и веселого, жизнерадостного бытия. Тот же принцип построения характерен и для «Миргорода», и для «Петербургских повестей», и для конфликта «Ревизора» («сборный город», откуда «хоть три года скачи, не до какого государства не доедешь»), и даже для «Мертвых душ». В дальнейшем творчестве Гоголь продолжит циклизацию повестей, но духовное начало, свойственное миру «Вечеров», скукожится и померкнет. Это станет очевидным уже в новом повествовательном цикле «Миргород».

Следующий после окончания «Вечеров на хуторе близ Диканьки», 1833 год для Гоголя – один из самых напряженных и мучительных. В «ужасном» для него 1833 г. (письмо Погодину от 28 сент. 1833 г.) Гоголь начинает писать свою первую комедию «Владимир 3-й степени», но, испытывая творческие трудности, работу прекращает. В это время чуть ли не основным направлением своей деятельности он считает изучение истории – украинской и всемирной. Правда, задуманные в это время капитальные труды по истории Гоголь не осуществил, но от них остаются предварительные разработки: «План преподавания всеобщей истории», «Отрывок из истории Малороссии». Гоголь мечтает о занятии кафедры всеобщей истории в новооткрытом Киевском университете. В июне 1834 г. он определен адъюнкт-профессором по кафедре всеобщей истории при Санкт-Петербургском университете. В то время, как о своих трудах по истории он широко оповещает друзей, свои следующие после «Вечеров» повести он пишет в глубокой тайне. Это – те самые повести, что войдут в два его последующих сборника: «Миргород» и «Арабески», оба вышедших в Петербурге в 1835 г.

Из книги Рецензии автора Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ СУВОРОВ-РЫМНИКСКИЙ. Историческая повесть для детей. Соч. П. Р. Фурмана, в двух частях, с 20-ю картинками, рисованными Р. К. Жуковским. Изд. А. Ф. Фарикова. Санктпетербург. 1848. В тип. К. Крайя. В 12-ю д. л. 144 и 179 стр *** СААРДАМСКИЙ ПЛОТНИК. Повесть для детей. Соч. П.

Из книги Мир глазами фантастов. Рекомендательный библиографический справочник автора Горбунов Арнольд Матвеевич

ЛАПИН Борис Федорович (Род. в 1934 г.) Б. Лапин - сибирский прозаик, сценарист, отдавший около двадцати лет жизни документальному кино. Для него характерно обращение к сложным темам - от телепатии до межзвездных экспедиций. Его произведения то психологичны и

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 1. 1800-1830-е годы автора Лебедев Юрий Владимирович

Рылеев Кондратий Федорович (1795-1826) Наиболее последовательно радикальные настроения декабристов выразила поэзия Кондратия Федоровича Рылеева. Он начал свой творческий путь в русле карамзинского направления. Но вскоре, как многие из его собратьев, офицеров-декабристов,

Из книги Достоевский до катастрофы автора Анненский Иннокентий

Одоевский Владимир Федорович (1803, по другим данным, 1804-1869) В основе романтической фантастики лежит идея двоемирия, согласно которой независимо от видимого и воспринимаемого человеком мира существует мир иной, невидимый, недоступный чувственному восприятию и

Из книги Дневники русских писателей XIX века: исследование автора Егоров Олег Георгиевич

Иннокентий Федорович Анненский Достоевский до

Из книги Статьи для биографического словаря «Русские писатели, 1800–1917» автора Вацуро Вадим Эразмович

Владимир Федорович ОДОЕВСКИЙ Журнал подневных записей В.Ф. Одоевского своим названием и содержанием выделяется в ряду классических образцов дневниковой прозы. Он велся в форме «текущей хроники и особых происшествий» уже немолодым писателем в последнее десятилетие

Из книги Избранные труды автора Вацуро Вадим Эразмович

Из книги Универсальная хрестоматия. 3 класс автора Коллектив авторов

Розен Егор Федорович РОЗЕН Егор (Георгий) Федорович, барон , поэт, драматург, критик. Выходец из остзейской семьи; родной язык - немецкий. Получил домашнее образование, преимущественно классическое: пополняя его чтением, приобрел

Из книги Литература 8 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы автора Коллектив авторов

Владимир Фёдорович Одоевский (1803–1869) Владимир Фёдорович Одоевский принадлежал к старинному княжескому роду (отец вёл свою родословную от легендарного варяга Рюрика). Род Одоевских обеднел к моменту его рождения, а отец его умер, когда мальчику не было и пяти лет. В 1816

Из книги Литература 9 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы автора Коллектив авторов

Ипполит Федорович Богданович Деньги Беда, коль денег нет; но что за сила тянет К богатству всех людей? Без денег счастье вянет, И жизнь без них скучна, живи хотя сто лет; Пока твой век минет – беда! коль денег нет. Беда, коль денег нет; везде сии законы, Что деньгам воздают

Из книги Гоголь автора Соколов Борис Вадимович

Владимир Федорович Одоевский В. Ф. Одоевский был, бесспорно, выдающейся личностью. Принадлежа к древнейшему роду, восходящему к Рюрику, он всю жизнь существовал только на заработанные им самим деньги; обладая кротким нравом, он отважно отстаивал свои убеждения, не

В рамках проекта "Гоголь. 200 лет" РИА Новости представляет краткое содержание произведения "Иван Федорович Шпонька и его тетушка" Николая Васильевича Гоголя - третьей повести из второй части цикла "Вечера на хуторе близ Диканьки".

«С этой историей случилась история»: рассказанная Степаном Ивановичем Курочкой из Гадяча, она была списана в тетрадку, тетрадка положена в маленький столик и оттуда частью потаскана пасичниковой жинкою на пирожки. Так что конец ее отсутствует. При желании, впрочем, всегда можно спросить у самого Степана Ивановича, и для удобства подробное описание его прилагается.

Иван Федорович Шпонька, живущий ныне на хуторе своем Вытребеньках, в школе отличался прилежанием и не задирал товарищей. Благонравием своим он привлек внимание даже страшного учителя латинского языка и был произведен им в аудиторы, чем, впрочем, не избег неприятного происшествия, в результате коего был бит по рукам тем же учителем и сохранил в душе своей робость настолько, что никогда не имел желания идти в штатскую службу. Посему, спустя два года после известия о смерти батюшки, он вступил в П*** пехотный полк, который, хоть и стоял по деревням, не уступал иным кавалерийским; к примеру, несколько человек в нем танцевали мазурку, а двое из офицеров играли в банк.

Иван Федорович, впрочем, держался особняком, предпочитая чистить пуговицы, читать гадательную книгу и ставить мышеловки по углам. За исправность, спустя одиннадцать лет по получении прапорщика, он был произведен в подпоручики. Умерла его матушка, имением занялась тетушка, а Иван Федорович все служил. Наконец он получил от тетушки письмо, в коем, сетуя на старость и немощь, она просила его взять хозяйство на себя. Иван Федорович получил отставку с чином поручика и нанял кибитку от Могилева до Гадяча.

В дороге, занявшей две с небольшим недели, «ничего не случилось слишком замечательного», и только уж в трактире близ Гадяча с ним свел знакомство Григорий Григорьевич Сторченко, сказавшийся соседом из села Хортыше и зазывавшим непременно в гости. Вскоре после сего происшествия Иван Федорович уже дома, в объятиях тетушки Василисы Кашпоровны, чья дородность и исполинский рост не слишком соответствуют жалобам ее в письме. Тетушка исправно ведет хозяйство, а племянник неотлучно бывает в поле при жнецах и косарях и так, бывало, пленяется красотами природы, что забывает отведать любимых своих галушек.

Меж делом тетушка замечает, что вся земля за их хутором, и само село Хортыше, записана бывшим хозяином Степаном Кузьмичом на Ивана Федоровича (тому причиной, что он наведывался к матушке Ивана Федоровича задолго до его рождения) , есть где-то и дарственная, — вот за ней-то и едет в Хортыше Иван Федорович и встречает там знакомца своего Сторченка.

Хлебосольный хозяин запирает ворота, распрягает коней Ивана Федоровича, но при словах о дарственной внезапно глохнет и поминает таракана, что сидел некогда у него в ухе. Он уверяет, что дарственной никакой нет и не было и, представив его матушке с сестрами, влечет Ивана Федоровича к столу, где тот знакомится с Иваном Ивановичем, голова коего сидит в высоком воротнике, «как будто в бричке». Во время обеда гостя потчуют индейкою с таким усердием, что официант принужден стать на колени, умоляя его «взять стегнушко». После обеда грозный хозяин отправляется соснуть, и оживленная беседа о делании пастилы, сушении груш, об огурцах и посеве картофеля занимает все общество, и даже две барышни, сестры Сторченки, принимают в ней участие.

Вернувшись, Иван Федорович пересказывает тетушке свое приключение, и, крайне раздосадованная увертливостью соседа, при упоминании барышень (а особливо белокурой) она одушевляется новым замыслом. Думая о племяннике «ще молода дытына», она уж мысленно нянчит внучат и впадает в совершенную рассеянную мечтательность.

Наконец они собираются к соседу вместе. Заведя разговор о гречихе и уведя старушку, она оставляет Ивана Федоровича с барышней наедине. Обменявшись, после долгого молчания, соображениями относительно числа мух летом, оба умолкают безнадежно, и заведенная тетушкой на возвратном пути речь о необходимости женитьбы необычайно смущает Ивана Федоровича.

Ему снятся чудные сны: жена с гусиным лицом, и не одна, а несколько, в шляпе жена, в кармане жена, в ухе жена, жена, подымающая его на колокольню, поскольку он колокол, жена, что вовсе не человек, а модная материя («возьмите жены […] из нее все теперь шьют себе сюртуки»). Гадательная книга ничем не может помочь оробевшему Ивану Федоровичу, а у тетушки уж «созрел совершенно новый замысел», которого нам не суждено узнать, поскольку рукопись здесь обрывается.