Презентация по истории России на тему "Строительство обновлённой федерации"(9 класс). Народы и регионы россии до и после распада ссср

Важнейшим моментом взаимодействия трех уровней управления в стране - федерального, регионального, местного - является признание РФ в качестве единого и неделимого демократического государства. Регион (область, край, автономная республика) выполняют все функции управления, которые характерны для государственных субъектов управления на местах. Система государственной власти и управления в регионе основывается на разделении компетенции РФ и территориальных образований, а также на разделении законодательной, исполнительной и судебной властей.

Региональная экономика развивается благодаря механизму, в основе которого находятся противоречия. Они выполняют роль внутренней пружины роста. Таких противоречий два: внешнее и внутреннее.

Основное внешнее противоречие регионального хозяйства – противоречие между центром и регионами. В условиях, когда противоречие региона и центра приводит к мобилизации ресурсов противоречие работает как побудительный момент роста и развития, как фактор укрепления единства федерации и региона.

Когда экономическая политика центра или региона усиливает неравновесие и оно уже достигло критического уровня, который вызывает необходимость вмешательства извне для усиления спроса или предложения с тем, чтобы изменить движение от неравновесия к равновесию, противоречие меняет характер воздействия на региональную экономику – из рычага развития превращается в фактор торможения.

Основным внутренним противоречием региональной экономики является узость специализации производства и широта комплексности регионального потребления. Больше всего потерь несет экономика регионов с узкой специализацией. Чем уже специализация, тем в большей степени необходимы для региона внешние экономические связи, которые могут с успехом обеспечить широкую номенклатуру потребления. Успех тем выше, чем больше разница между ценой внешнего рынка и издержками внутреннего производства. Для того чтобы найти наиболее эффективный вариант выхода из этого противоречия, регионам целесообразно развивать межрегиональные экономические связи.

Своеобразие региона выражается в том, что объективно он осуществляет посредническую функцию между микро- и макроэкономикой. Экономическая политика центра и региона не должны противостоять друг другу. Между политикой центра и региона складывается своеобразная система связей, обеспечивающая смену скоростей в зависимости от задач региона и центра, от сравнительной и общей эффективности экономики, когда сумма эффекта была бы больше, чем эффект центра и региона с раздельными интересами.

Эволюция взаимоотношений центра и регионов:

Первый этап (с начала рыночных реформ до середины 1990-х гг.) характеризовался регионализацией российской экономики, суверенизацией субъектов Федерации, повышением роли местных органов государственной власти в управлении подведомственных территорий, в результате баланс сил в отношениях «федеральный центр – регионы» постепенно сдвигался в пользу регионов.

Второй этап (1995 – 1999 гг.) характеризовался дальнейшим укреплением политической и экономической власти региональных элит (как результат проведенных в 1995 –1996 гг. выборов губернаторов), усилением сепаратизма и позиций межрегиональных ассоциаций экономического взаимодействия.

Третий этап (с середины 1999 г. и по настоящее время) характеризуется усилением позиций центра, укреплением федеральных ведомств в субъектах РФ, выведением федеральных служащих из-под контроля региональных властей, ужесточением контроля за целевым расходованием средств федерального бюджета в регионах с помощью отделений Федерального казначейства РФ.

Четвертый этап. С 2005 по настоящее время.

Появление отдельного министерства экономического развития РФ.

Руководящие документы министерства

Полное название: Министерство экономического развития Российской Федерации

Сокращенное название: Минэкономразвития России

Вышестоящий орган государственной власти: Правительство Российской Федерации.

После президентских выборов в 1991 году, между правительствами автономных республик России и новоизбранным президентом Б. Н. Ельциным, были заключены договора, в положениях которых распределялись полномочия органов власти этих республик.

Регионы и центр после распада СССР

В 1991 -1992 гг, народы автономных республик начали требовать немедленного выхода из состава России и принятие независимости. Национальные движения активизировались в Башкирии, Татарии и Якутии. Лидеры Чечни начали формировать собственные военные базы и создавать свои вооруженные силы, которые должны били быть направлены против России в ходе борьбы за независимость республики.

Частично ликвидировать подобные сепаратистские вспышки смог федеративный договор, которые делегировал большинство полномочий национальным органам власти и перераспределял государственную собственность между автономными республиками.

В проекте оговора, также, говорилось о принятии Россией статуса федерации, в состав которой входят независимые государственные субъекты.

Титульные нации каждой республики, согласно федеративному договору, приобретали ряд культурных и социальных прав, в частности, преподавание на родном языке, частные права на землевладение и возможность самостоятельного использования богатств недр.

Федеративный договор подписали все республики, входящие в состав России, за исключением Чечни и Татарстана, которые демонстративно проигнорировали законопроект. Полномочия центра и регионов, а также основные положение их взаимодействия, были закреплены в Конституции РФ 1993 года.

Нарастание противоречий

Несмотря на ратификацию Федеративного договора, неравенство федеративных субъектов де-факто сохранялось. Так к примеру такие республики как Башкирия и Татария владели возможностью быть субъектом внешней торговли, не уплачивая при этом в бюджет России налогов.

Это вызывало ряд протестов в Чечне, Якутии и Туве, жители этих республик также прекратили платить налоги в федеральную казну. В этот период начался процесс принятия суверенитетов многими областями Российской федерации. В Кирове и Туле органами местного самоуправления начались разрабатываться проекты Конституций.

Жители Дальнего Востока инициировали создание Дальневосточной республики, Свердловска Уральской республики. Однако обеспокоенность центра вызывала в первую очередь напряженная обстановка в Чечне.

Война в Чечне

К лету 1994 года правительство Российской федерации путем мирных переговоров пыталось склонить Чечню ратифицировать федеративный договор. Однако, несмотря на попытки мирного решения конфликта со стороны федерального правительства, чеченские лидеры заняли непреклонную позицию.

К отвержению федерального договора добавились угрозы бомбардировки территории России чеченской армией. В декабре 1994 года на территорию Чеченской республики вошла федеральная армия. Военное противостояние с чеченскими лидерами продолжалось долгое время. Консенсус с республикой так и не был достигнут.

1. Усиление центробежных тенденций в межамериканских отношениях в 70-е годы

Конец 60-х - начало 70-х годов стали временем сущест­венного усложнения межамериканских отношений. Система не только окончательно потеряла свою «герметичность», характерную для 40-50-х годов и выражавшуюся в замкну­тости международных отношений в регионе и достаточно высоком уровне политической дисциплины. По существу, возник новый тип конфликтов между центром системы и целым рядом государств-членов, связанный с проведением последними политики экономического национализма и стремлением автономизироваться от США во внешней по­литике.

Во многом это было связано с появлением в регионе нового политического феномена - националистических во­енных режимов. Речь в первую очередь идет о режимах в Перу (1968-1975 гг.)*, Панаме (1968-1981 гг.), Боливии (1969-1971 гг.), Эквадоре (1972-1976 гг.). Это были совсем не те военные, с которыми Вашингтон привык иметь дело в предшествующие десятилетия, «подкармливая» их устарев­шей военной техникой и поддерживая идею об «особой миссии» вооруженных сил в обществе.

Происшедшая в 50-60-е годы демократизация офицер­ского корпуса (особенно в армии); повышение его образова-

Хотя военный режим в Перу формально просуществовал до 1980 г., его леворадикальная ориентация, по существу, исчерпала себя вместе с уходом из правительства команды реформаторов в 1975 г.

тельного и культурного уровня, рост национального само­сознания; «кризис совести» в результате соприкосновения с нищетой и отсталостью индейского населения в ходе про­тивоповстанческих операций - все это дало совсем не тот эффект, на который рассчитывали в Пентагоне. В наиболее концентрированном виде это воплотилось в политике перу­анских военных во главе с генералом X. Веласко Альварадо (1968-1975 гг.). Вооруженные силы пришли к власти с про­граммой глубоких социально-экономических преобразова­ний, защиты национального суверенитета и независимой внешней политики. По мере продвижения по пути реформ происходила и радикализация самого процесса преобразо­ваний, что даже дало основания таким известным советским специалистам, как профессор А.Ф. Шульговский, утвер­ждать о признаках «социалистической ориентации» в поли­тике перуанских военных 1 .

«Революционный национализм» правительства X. Ве­ласко Альварадо реализовался уже в первые дни после при­хода к власти. 11 октября 1968 г. была национализирована собственность американской нефтяной компании «Интер­нешнл Петролеум Компани». В компенсации ей было отка­зано в связи с грубейшими нарушениями ею национального законодательства. Буквально вслед за этим начинается аме­рикано-перуанская «рыболовная война», причем дело дохо­дит и до обстрела перуанскими патрульными катерами аме­риканских рыболовных судов. С февраля 1969 г. Перу уста­навливает дипломатические и торговые связи с Советским Союзом и другими странами-членами СЭВ. В эти же годы перуанская дипломатия выступает за коренную перестройку межамериканской системы. В 1972 году вслед за правитель­ством Народного единства Чили перуанские военные вос­станавливают дипломатические и торговые отношения с Кубой. В 1973 году страна вступает в движение неприсое­динившихся государств и активно включается в достаточно конфликтный в тот период диалог Север - Юг 2 .

В Панаме в октябре 1968 г. Национальная гвардия во главе с командующим О. Торрихосом отстраняет граждан­ское правительство и провозглашает курс на антиолигархи­ческие, антиимпериалистические преобразования, в центре которых пересмотр статуса зоны Панамского канала.

Пришедшие к власти в Боливии военные правительства генералов О. Кандиа - X. Торреса (1969-1971 гг.), с точно­стью повторив «перуанский сценарий», осуществили на­ционализацию собственности «Боливиан галф ойл» и ряда других американских объектов, выдворили из страны (как и в Перу) сотрудников «Корпуса мира», провели ряд внешне­политических акций, направленных на демонстрацию неза­висимой ориентации на международной арене 4 .

Наконец, приход к власти в Чили в мае 1970 г. блока левых сил Народное единство и провозглашенный ими курс на социалистический характер преобразований в стране как бы довершили картину и привели всего за несколько лет к существенному изменению политической карты Латинской Америки. В начале 70-х годов в регионе возникла целая группа режимов левонационалистической ориентации. Бо­лее того, именно в эти годы появились основания говорить о формировании своего рода группировки латиноамерикан­ских государств, которые, явно перехватив инициативу, вы­ступили за фундаментальную реформу межамериканской системы. К ним присоединились и националистический во­енный режим генерала А. Лануссе в Аргентине (1971-1979 гг.), и конституционные правительства Мексики, Венесуэлы и Колумбии.

Как показывают документы, в том числе и слушания в комиссиях Конгресса США по межамериканским делам, столь резкое изменение политической обстановки в регионе не только не планировалось, а просто застало врасплох пришедшую к власти республиканскую администрацию Р. Никсона (1968 г.). В условиях, когда в правящих кругах со второй половины 60-х годов активизировались усилия по выработке основ долговременного альянса с военными, фе-

номен националистических военных режимов вызвал ост­рые разногласия.

Как отмечают авторы одной из наиболее фундамен­тальных отечественных работ по межамериканским отно­шениям «США и Латинская Америка», ряд представителей Совета Безопасности и Госдепартамента считали, что в ус­ловиях вакуума власти военные режимы являлись единст­венно возможным союзником Соединенных Штатов в ре­гионе. Согласно сторонникам этой точки зрения, вооружен­ные силы были единственным институтом, который мог эффективно реализовать реформы по программе «Союз ра­ди прогресса», и поэтому нуждались во всемерной под­держке, в том числе и в форме предоставления современной военной техники. Такой подход, естественно, лоббировался представителями военно-промышленного комплекса США, которые в условиях роста военных расходов в странах, где к власти пришли вооруженные силы, стремились использо­вать благоприятную конъюнктуру для расширения своих продаж.

«Традиционалисты», сторонники «новых рубежей» в их первоначальном виде видели в военных режимах фактор, окончательно подрывающий продвижение латиноамерикан­ских стран к представительным системам правления запад­ного образца 6 . Либералы заявляли о том, что новые военные режимы в лучшем случае могут оказаться «чрезвычайно трудным союзником» Вашингтона, а в худшем будут ему открыто враждебны 7 .

В период первой республиканской -администрации Р. Никсона (1968-1972 гг.) в политике США явно возобладали прагматики - сторонники адаптации к уже существующим военным режимам, получившей название «политики мало­заметного присутствия». В качестве главной задачи рас­сматривалась ликвидация очагов напряженности в отноше­ниях с ними, возникшие в первые несколько лет правления республиканцев.

Это было обусловлено даже не столько тем, что адми­нистрация Р. Никсона разделяла точку зрения «неомили­таристов», сколько выявившейся в начале 70-х годов крайне неординарной ситуацией, при которой в регионе возникло сразу несколько «горячих точек», на которые США, все бо­лее увязая в войне во Вьетнаме, не в состоянии были реаги­ровать традиционными силовыми методами. Примененная в отношении государств, национализировавших собствен­ность американских компаний, «поправка Хикинлупера», вводившая режим торгово-экономических санкций и преду­сматривавшая голосование против предоставления этим режимам средств международными финансовыми органами. а также действия по их финансово-экономической дестаби­лизации - все эти рычаги давления в той или иной форме были задействованы в политике США в отношении левонационалистических правительств региона. И тем не менее, пожалуй, в первый раз в XX веке Соединенные Штаты ощу­тили невозможность проведения одновременной дестабили­зации по целому ряду направлений.

В основе столь, на первый взгляд, неожиданно резкого осложнения отношений «двух Америк» лежали не просто конфликтные ситуации, практически одновременно воз­никшие у США с рядом латиноамериканских государств. Именно в 60-70-е годы постепенно начался процесс вырав­нивания гигантской асимметрии мощи и влияния, жестко разделившей систему на центр и периферию.

С одной стороны, это было обусловлено впечатляющим рывком в социально-экономическом развитии целой группы стран региона, о чем уже говорилось в предыдущей главе. Новые реалии региона учитывались авторами политики «малозаметного присутствия». Еще в 1976 году, когда тен­денция роста взаимозависимости «двух Америк» и как след­ствие возрастающая значимость Латинской Америки на Шкале долговременных приоритетов США признавались в Вашингтоне отнюдь не всеми, Г. Киссинджер в интервью «Нью-Йорк Тайме» достаточно пророчески заявил: «...стра-

ны Латинской Америки приобретают для нас новый смысл и новое значение, т.к. они начинают прочно вставать на собственные ноги на международной арене. Это объясняет­ся следующими обстоятельствами:

во-первых, они превращаются во все более весомый фактор на мировых рынках сырья и продовольствия, мине­ралов и энергоресурсов;

во-вторых, они обладают потенциальной возможно­стью стать районом производства все большего количества сельскохозяйственных товаров;

в-третьих, они играют все более важную роль в поли­тических организациях.

Поэтому наша политика в Западном полушарии должна признавать эти новые реальные обстоятельства, перемены в Латинской Америке и ее огромное значение с точки зрения международных интересов США» .

С другой стороны, в начале 70-х годов впервые обозна­чилось относительное снижение роли Соединенных Штатов в мировой экономике, связанное с появлением в лице За­падной Европы и Японии новых полюсов экономической мощи, а также кризисными явлениями у самой супердержа­вы. Так, доля США в мировой экономике упала с 50% в первые послевоенные годы до 23% в 1974 году 9 , т.е. сокра­тилась более чем вдвое. В августе 1971 г. прекратила свое существование Бретон-Вудская система, знаменовавшая со­бой конец целой эпохи, когда вся мировая валютно-финансовая система была привязана к прочному американ­скому доллару. Переход к плавающему курсу доллара, бес­прецедентные протекционистские меры, введенные в авгу­сте 1971 г. администрацией Р. Никсона, приведшие к «торговой войне» США с Японией, отчетливо обозначили болезни американской экономики. И энергетический кризис 1973 г., и впечатляющий успех стран-членов ОПЕК, и на­растающее движение за новый мировой экономический по­рядок, и активизация деятельности неприсоединившихся

стран, и «группа 77» в ООН - все эти факторы существенно влияли на межамериканские отношения.

Некогда всемогущий и безусловный лидер системы, к тому же бесславно и с огромными морально-политичес­кими издержками закончивший вьетнамскую кампанию, терял в глазах других стран-членов право оставаться тако­вым. Жесткое вертикальное начало межамериканских от­ношений стало все больше разрушаться. Контекст глобаль­ных противоречий Север-Юг в эти годы стал все более яв­ственно вытеснять модель континентальной солидарности, положенную в основу межамериканской системы.

Еще с середины 60-х годов начался процесс диверси­фикации международных связей латиноамериканских рес­публик. К середине следующего десятилетия их география существенно расширилась за счет социалистических стран и молодых независимых государств Африки и Азии.

Семидесятые годы можно охарактеризовать как период поворота Латинской Америки к «третьему миру». С блоком молодых афро-азиатских стран государства региона сбли­жал ряд параметров развития, периферийный характер включенности в международную систему разделения труда, подверженность дискриминации в международных эконо­мических отношениях. Ракурс отношений «Север-Юг» не только объективно отражал одну из реально существовав­ших тенденций развития международных отношений, но и в сравнении с все более «тесной» схемой «Запад-Восток» от­крывал новые горизонты для внешней политики. Кроме то­го, в условиях нарастания конфликтного потенциала в от­ношениях Латинской Америки с США в торгово-эко­номической области и стремления к дистанцированию в об­ласти внешней политики опора на блок развивающихся стран укрепляла позиции латиноамериканских государств в Диалоге с Вашингтоном.

В середине 70-х годов Латинская Америка достаточно активно подключилась к движению неприсоединения. Ко­личественный рост движения неприсоединения, превраще-

ние его во влиятельную международную силу, воздейст­вующую в той или иной степени практически на весь ком­плекс проблем мировой политики, притягивали Латинскую Америку к этой организации, порождали опасение «остаться за бортом». В 1970 году, кроме Кубы, в качестве полноправных участников движения фигурировали еще три карибские страны - Гайана, Тринидад и Тобаго и Ямайка. В 1980 году число государств региона в этой организации возросло до десяти. В 1986 году на VIII Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран их численность возросла до восемнадцати.

По мере подключения к неприсоединению налицо были попытки латиноамериканских государств-членов повернуть движение в сторону главным образом «экономической ди­пломатии». Роль Латинской Америки в эти годы в основном сводилась к продвижению идей нового мирового экономи­ческого порядка (НМЭП). Государства региона стояли у ис­токов идеи НМЭП и внесли заметный вклад в формирова­ние его концептуального базиса. Именно латиноамерикан­ские страны во главе с Мексикой стали авторами «Хартии экономических прав и обязанностей государств», принятой на Генеральной Ассамблее ООН в 1974 году.

Разработанная в 70-е годы при непосредственном уча­стии Латинской Америки программа НМЭП несла несо­мненный демократический заряд. Она утверждала право на развитие, на недискриминационный торговый обмен, на су­веренное право свободно распоряжаться природными ре­сурсами, установление рамок деятельности для ТНК. В рам­ках ЮНКТАД латиноамериканские страны первыми вы­двинули идею «кодекса поведения ТНК». В основе концеп­ции нового мирового экономического порядка, по существу, лежали идеи взаимозависимости развитых и развивающих­ся государств, необходимости поиска неконфронтационных, компромиссных решений.

Несомненно и то, что наиболее развитые латиноамери­канские государства рассматривали движение за НМЭП и

как средство приблизиться к клубу «богатых стран», взять на себя функции посредника, промежуточного звена между развитыми и развивающимися странами.

В отличие от Кубы, неизменно отстаивавшей тезис о том, что социалистическое содружество является «естественным союзником» движения неприсоединения, позиция большинства латиноамериканских стран характе­ризовалась упором на нейтрализм движения, его «равноудаленность» от сверхдержав и их блоков. В целом в движении неприсоединения Латинская Америка противилась его чрезмерной идеологизации и усилению радикального нача­ла, тяготела к умеренному, сбалансированному подходу. Оценивая это явление, следует признать, что для этого ре­гиона, еще несколько десятилетий назад почти безогово­рочно причислявшего себя к Западу, причем не только в плане принадлежности к западной цивилизации, но и в рам­ках существовавшей биполярной структуры, «равноудаленность» была сама по себе новым рубежом.

Со второй половины 60-х годов начался постепенный «возврат» в Латинскую Америку ведущих западноевропей­ских государств. И хотя их доля во внешнеторговом оборо­те и в иностранных инвестициях в регионе была еще незна­чительной и существенно уступала североамериканской, их динамика выглядела впечатляющей. Так, например, если совокупный экспорт стран ЕЭС и Японии в Латино-Карибскую Америку в 1967 году составлял около половины аме­риканского, то в 1974 году он почти сравнялся с экспортом США (около 15 млрд. дол.) 1 .

Именно в начале 70-х годов была, по существу, подор­вана военно-техническая зависимость латиноамериканских государств от Соединенных Штатов. Столкнувшись с отка­зом центра системы предоставлять латиноамериканским армиям технически сложные виды вооружений, не соответ­ствовавшие функциям противоповстанческой войны, такие государства региона, как Аргентина и Перу, уже в конце 60- х годов осуществили масштабные закупки военной техники

в Западной Европе. В 1974 году впервые в Южной Америке (Перу) появились вооружения советского производства.

Немаловажным последствием разрыва военно-техни­ческой зависимости от центра системы стало, на первый взгляд, весьма неожиданное подключение Латинской Аме­рики в 70-е годы к гонке вооружений, что не только приве­ло к возникновению новой линии конфликта между США и военными режимами региона, но и в целом существенно дестабилизировало международные отношения в Западном полушарии.

И в данном случае читателя не должны вводить в за­блуждение относительно «скромные» показатели этого ре­гиона в закупке оружия «третьим миром» (13,5% в первой половине 80-х годов)". Существенно уступая по этому по­казателю таким кризисным районам, как Ближний Восток (50% всех закупок вооружения развивающимися странами). Латинская Америка тем не менее достигла впечатляющего роста военных расходов. С 1974 по 1982 г. военные расходы в этом регионе удвоились (с 7,9 до 15,8 млрд. дол.) 12 . Чис­ленность латиноамериканских армий к середине 80-х годов возросла по сравнению с серединой 70-х годов почти на 40% и приблизилась к внушительной цифре в 2 млн. чело­век. Лишь в 1975-1984 гг. содержание вооруженных сил обошлось Латинской Америке в 150 млрд. дол. Только в 1968-1984 гг. импорт вооружений, увеличившись в ежегод­ном выражении более чем в десять раз, в совокупном объе­ме составил гигантскую цифру в 12,8 млрд. дол. 14 К Арген­тине и Бразилии, в первые десятилетия XX века присту­пившим к собственному военному производству, в 70-е го­ды добавились Чили, Перу, Мексика, Венесуэла, Колумбия и ряд других стран. К середине 80-х годов уже 16 латино­американских и карибских стран обладали военной про­мышленностью.

Очевидно, что «феномен 70-х годов» при всей своей кажущейся неожиданности возник не вдруг и не на пустом месте. Среди причин, подготовивших его, в первую очередь

следует выделить исторические корни и традиции латино­американского милитаризма. Можно согласиться в этой связи с чилийским ученым А. Варасом, который совершен­но справедливо указывал, что сами по себе никакие внеш­ние импульсы не были способны «милитаризовать» Латин­скую Америку, если для этого не существовала бы местная почва, определявшаяся местом вооруженных сил в общест­ве, их взаимодействием с государственной властью, соот­ношением между военными и гражданскими институтами 15 .

Исторически сложившийся чрезвычайно высокий уро­вень автономии института вооруженных сил в обществе, его претензии на роль национального арбитра, на единственно­го носителя национальных ценностей и защитника консти­туции, приобретавшие в ряде случаев мессианскую направ­ленность, на практике находили выражение в активном вмешательстве военных в политику. Военные институты фактически монополизировали в своих руках решение ши­рокого круга вопросов, связанных с национальной безопас­ностью. Контроль гражданского общества над вооружен­ными силами оказался чрезвычайно ограниченным, а в ряде случаев просто символическим. Особенно отчетливо это проявлялось в условиях, когда вооруженные силы захваты­вали государственную власть, на практике реализуя свои претензии на роль вершителя судеб нации.

При любом из вариантов «военного реформизма» во­просы наращивания военной мощи, оснащения вооружен­ных сил современными сложными видами техники выдви­гались в разряд первоочередных национальных задач. Во многом сквозь их призму военные правительства рассмат­ривали проблематику суверенитета, безопасности, само­стоятельности на международной арене.

Не случайно, что именно на 70-е годы, когда за исклю­чением Венесуэлы, Колумбии и Гайаны во всех южноаме­риканских государствах правили военные, пришлось резкое наращивание военных расходов в регионе. Поэтому в целом позитивный эффект расширения круга поставщиков воору-

жений уже в 70-е годы с большим «запасом» перекрылся резким наращиванием объемов закупок. Именно на эти го­ды, собственно, и пришлось втягивание региона в гонку вооружений. Впервые превысив в 1972 году 1млрд. дол., объемы закупок вооружений вплоть до середины 80-х го­дов, когда грянул долговой кризис, колебались в пределах 2-3 млрд. дол. в год.

Нередко приходится встречаться с точкой зрения, со­гласно которой столь резкий рост военных закупок был обусловлен имевшим место в 70-е - начале 80-х годов це­лым рядом конфликтных ситуаций, и в первую очередь в результате обострения территориальных споров, в которые вдохнули «новую жизнь» сырьевой кризис, возросшая по­литическая гетерогенность региона, а также в целом уси­лившаяся неравномерность развития. Наряду с этим, как правило, указывается, что наметившаяся в 70-е годы эрозия межамериканской системы существенно ограничила ее «дисциплинирующий эффект», что привело к возникнове­нию междоусобиц.

Однако здесь явно прослеживалась и «обратная связь». Небывалый рост военных расходов, импорта самых совре­менных и дорогостоящих вооружений, тем более имевший место при отсутствии какой-либо реальной внешней угрозы, неизбежно дестабилизировал обстановку в регионе, генери­ровал климат недоверия и подозрительности в отношении соседей, возрождал старые и порождал новые опасения в отношении геополитических устремлений тех или иных го­сударств*. Обострение к середине 70-х годов отношений в треугольнике Перу - Чили - Боливия, завязанном на про­блеме выхода последней к Тихому океану, или фактически предвоенная ситуация, создавшаяся в конце 70-х годов в

* Для таких опасений порой действительно имелись основания. Доста­точно напомнить в этой связи политику «подвижных границ» бразиль­ского военного режима в 70-е годы, основанную на геополитической концепции выхода страны к двум мировым океанам.

отношениях между военными режимами Аргентины и Чили из-за проблемы пролива Бигл, в немалой степени были под­готовлены лидерством этих государств в гонке вооружений в Латинской Америке.

В условиях усложнения международных отношений и все более отчетливых признаков эрозии межамериканской системы Вашингтон выдвинул идею опоры на двусторонние отношения со странами региона. Намеренное ограничение континентального начала объяснялось возросшей диффе­ренциацией стран региона по уровням развития, характеру политических процессов, реальному значению для Соеди­ненных Штатов. Представители Госдепартамента заявляли об отсутствии в современных условиях «единой формулы для установления плодотворных отношений «двух Америк», о необходимости «специальных усилий по расширению двусторонних связей с каждым американским государст­вом» .

Авторы упоминавшейся уже коллективной монографии «США и Латинская Америка» отмечают, что для укрепле­ния своих позиций в регионе Вашингтон использовал поли­тику «выборочного фаворизма», или «предпочтительного союзника». По признанию самих американцев, фаворитизм выражался в том, что поощрялись амбиции крупных стран, натравливались одни страны на другие - крупные страны на средние или малые или «идеологически приемлемые» на неприемлемые. В положении главного фаворита оказалась Бразилия 17 .

Признаки поиска опорной страны в регионе действи­тельно имели место. Однако это все же скорее было харак­терно для середины 60-х годов, когда в рамках создания но­вой региональной системы безопасности Вашингтону был остро необходим региональный союзник, о чем подробно говорилось в предыдущей главе. В начале 70-х годов про­возглашение Бразилии в качестве «фаворита» и, в частно­сти, знаменитое заявление Р. Никсона в ходе визита в эту страну (декабрь 1971 г.): «куда пойдет Бразилия - туда пой-

дет остальная Латинская Америка», имели, на наш взгляд уже иную подоплеку. Задача заключалась в том, чтобы мак­симально нейтрализовать нарастающее автономное начало в политике бразильских военных, придать новое дыхание, по сути, затухающему американо-бразильскому альянсу. Одна­ко реальных ресурсов для достижения этой цели у респуб­ликанской администрации практически уже не было, а по­литические декларации вряд ли могли компенсировать рас­тущее расхождение в интересах.

Целью, которая была действительно реальной и на ко­торой Вашингтон сосредоточил немалые дипломатические, политические и экономические усилия, была политика дес­табилизации правительства Народного единства в Чили, ко­торая вполне вписывалась в глобальную схему противоре­чий «Восток-Запад». Центр системы в очередной раз де­монстрировал, как писал А. Лоуэнталь, свою зацикленность на чисто негативистском подходе, т.е. на примитивных схе­мах дестабилизации и свержения неугодного правительства, вместо того, чтобы направить развитие событий в стране в нужное русло, «обеспечив тем самым будущее» .

Факты свидетельствуют о том, что в начале 70-х годов Соединенные Штаты не просто теряли рычаги контроля над межамериканской системой. В условиях, когда ряд госу­дарств региона, искусно применяя коалиционную диплома­тию, предпринял попытку превратить систему в коллектив­ный рычаг нажима на Вашингтон, в правящих кругах США даже стал рассматриваться вопрос о выходе из ОАГ. Об этом, в частности, высказывался У. Роджерс, ставший в 1973 году помощником госсекретаря по межамериканским делам 19 .

Во многом это было связано с началом работы Специ­альной комиссии по изучению межамериканской системы и выработке мер по ее реорганизации (СКИМС). Напомним, что комиссия была создана решением Ш сессии Генераль­ной Ассамблеи ОАГ (Вашингтон, апрель 1973 г.). Под на­жимом целого ряда латиноамериканских государств, и в

первую очередь Перу и Чили, была принята резолюция, вы­ражавшая «общую неудовлетворенность результатами дея­тельности межамериканской системы».

В принятой на сессии «Декларации принципов межаме­риканских отношений» странам-инициаторам реформы межамериканской системы удалось впервые закрепить принцип «идеологического плюрализма». Этот принцип предполагал возможность сосуществования в межамерикан­ской системе государств с различным общественно-политическим строем, что и положило начало процессу деидеологизации системы, освобождению ее от атрибутики холодной войны. Подтекстом этого документа была не только и даже не столько заинтересованность левых режи­мов в отмене антикубинских санкций в ОАГ, сколько стремление обезопасить себя от рецидивов прямого вмеша­тельства в случае, если тот или иной режим будет квалифи­цирован Вашингтоном как «просоветский».

Перу и Чили при поддержке Венесуэлы, Колумбии и ряда других стран выступили также за коренной пересмотр концепции безопасности межамериканской системы. Ими было предложено внести в межамериканский юридический лексикон термин «экономическая агрессия». Эти же страны предложили создание в регионе системы «коллективной экономической безопасности». Как заявил в одном из своих выступлений во время обсуждения данного вопроса пред­ставитель Венесуэлы в Постоянном Совете ОАГ, «чтобы обес­печить подлинное равенство государств, необходимо придать Пакту Рио-де-Жанейро экономическое содержание».

Очевидно, что своим острием эти инициативы были направлены против политики экономического нажима, осо­бенно широко практиковавшегося Соединенными Штатами против левонационалистических режимов в конце 60-х -начале 70-х годов. Идеи «коллективной экономической безопасности» благодаря усилиям латиноамериканской ди­пломатии получили дальнейшее развитие на сессии Гене­ральной Ассамблеи ОАГ (Атланта, май 1974 г.), где в спе-

циальной резолюции вновь была обозначена задача обеспе­чения «интегрального развития и коллективной экономической безопасности» 20 .

Никогда еще латиноамериканский «прессинг» на США не был столь мощным. Госдепартамент пытался максималь­но «заземлить» латиноамериканские инициативы, растворив их в расплывчатых и необязывающих формулировках. Наи­более отчетливо это проявилось в позиции американской делегации именно в рамках работы СКИМС в 1973-1975 гг.

Однако в условиях, когда по вопросу создания системы «коллективной экономической безопасности» Соединенные Штаты оказались фактически «прижаты к стене», они вы­нуждены были внести определенность.

Соединенные Штаты оказались единственным государ­ством, проголосовавшим против внесения в МДВП положе­ния о создании системы коллективной экономической безо­пасности, предусматривавшей распространение принципа «нападение на одного - нападение на всех» на область эко­номических отношений. И хотя на Специальной конферен­ции по реформе договора (Сан-Хосе, апрель 1975 г.) в ста­тью 11 было включено соответствующее положение, пред­ставитель США заявил, что его страна не возьмет на себя никаких обязательств по обсуждению, подписанию и рати­фикации каких-либо обязывающих документов по созданию подобной системы 21 .

Как представляется, подобного рода демарши оказыва­ли деморализующее воздействие на межамериканские от­ношения, парализовывали какую-либо творческую актив­ность в рамках системы и лишь стимулировали центробеж­ные тенденции. Это, в частности, находило выражение в растущей заинтересованности государств региона создавать свои, чисто латиноамериканские объединения, которые в известном смысле подменяли бы собой ОАГ.

Наиболее развитым из них в 70-е годы был, безусловно, Андский пакт. Подписанное в 1969 году Картахенское со­глашение положило начало процессу интеграции шести

андских стран (Боливия, Венесуэла, Колумбия, Перу, Эква­дор, Чили). При этом в 70-е годы Андская группа вышла за рамки чисто экономического объединения. Структура орга­низации включала Совет министров иностранных дел, Андский парламент, Андский суд и ряд других органов, свиде­тельствовавших о стремлении создать объединение по типу Европейского сообщества.

Более того, в начале десятилетия именно Андская груп­па стала главным оппонентом Соединенных Штатов в стремлении перестроить межамериканскую систему, о чем уже говорилось выше, а также инициатором ряда коллек­тивных акций, направленных на ущемление интересов севе­роамериканских сырьевых корпораций. Принятое в 1971 году «решение 24» Комиссии Картахенского соглашения существенно ограничило перевод прибылей за границу ино­странными инвесторами.

Даже проблематика региональной безопасности, яв­лявшаяся ранее традиционной «вотчиной» межамерикан­ских форумов, стала выноситься на субрегиональный уро­вень и рассматриваться без участия Соединенных Штатов. Об этом наглядно свидетельствовал «процесс Айакучо». В 1974 году в г. Айакучо (Перу) лидеры восьми латиноамери­канских государств - Аргентины, Боливии, Венесуэлы, Ко­лумбии, Панамы, Перу, Чили и Эквадора подписали «Декларацию Айакучо», в которой взяли на себя обязатель­ство создать условия для ограничения гонки вооружений и направления высвободившихся средств на нужды социаль­но-экономического развития.

В отличие от предыдущих многочисленных деклараций и международных документов вслед за подписанием «Декларации Айакучо» последовали конкретные меры. В 1975-1976 гг. состоялось пять совещаний на уровне экспер­тов по практическому изучению проблематики разоруже­ния. Так, например, на втором совещании экспертов в Сан­тьяго (Чили, сентябрь 1975 г.) рассматривались вопросы ус­тановления климата доверия между государствами-

участниками в военно-политической области, сотрудниче­ства между военными институтами, а также проблемы за­прещения определенных видов вооружений (биологичес­кого, химического, токсического), а также тех, применение которых негативно влияет на экологию. Вслед за подписа­нием «Декларации Айакучо» был создан еще один потенци­ально важный механизм - Совещание командующих воо­руженными силами Перу, Чили и Боливии, призванное уст­ранить климат враждебности и недоверия между армиями этих государств, создававших благоприятную почву для гонки вооружений. На II совещании в Сантьяго в 1976 году было подписано «Соглашение о сотрудничестве в целях ук­репления мира и дружбы между вооруженными силами».

В 1978 году страны, подписавшие «Декларацию Айаку­чо», в период проведения первой сессии ООН по разоруже­нию приняли еще одну декларацию, в которой обязались совместно с другими латиноамериканскими государствами изыскивать возможности для ограничения вооружений. В том же 1978 году по инициативе президента Мексики в сто­лице этого государства состоялась встреча представителей 20 государств Латинской Америки и Карибского бассейна по изучению проблематики разоружения на региональном уровне. На ней, в частности, был рассмотрен вопрос о соз­дании единого для Латинской Америки и Карибского бас­сейна консультативного механизма по ограничению пере­дачи определенных видов вооружений и установлению ог­раничений или запрещения некоторых видов оружия. В 1980 году на встрече в Рио Бамба (Эквадор) президенты Ве­несуэлы, Колумбии, Эквадора и полномочный представи­тель президента Перу приняли «Кодекс поведения», в пятом пункте которого они обязались продвигать процесс разору­жения на субрегиональном и региональном уровнях, осно­вываясь на принципах «Айакучо», что «явилось бы эффек­тивным вкладом в дело всеобщего и полного разоруже­ния» .

«Процесс Айакучо» в 70-е годы не привел к реальному ограничению вооружений, однако начавшийся диалог, из которого фактически были исключены Соединенные Шта­ты, все же, на наш взгляд, способствовал тому, что обост­рившиеся территориальные споры в тот период не перерос­ли в региональные конфликты, а межамериканское сотруд­ничество пополнилось еще одним компонентом, который в дальнейшем превратится в важный фактор коллективной дипломатии.

В условиях, когда реальные внешнеполитические воз­можности США в регионе оказались существенно ограни­ченными, а конфликтный потенциал межамериканских от­ношений резко возрос, центр системы предпринял попытку, не отступая от политики скрытой дестабилизации, разря­дить обстановку активным внешнеполитическим маневри­рованием и снижением реального присутствия в регионе.

В 1974 году госсекретарем Г. Киссинджером был про­возглашен «новый диалог» с Латинской Америкой, осно­ванный на зрелом партнерстве. На деле речь шла в общем-то о единственно возможном в тех условиях маневре - сни­жении политического присутствия в регионе за счет сокра­щения численности дипломатических, торговых и военных миссий, свертывании объемов помощи (если в 1970 г. на долю Латинской Америки приходилось около 70% помощи США иностранным государствам, то в 1985 г. - лишь 22%) 23 . В условиях сильно развитых националистических антиамериканских настроений была предпринята попытка свернуть формальное присутствие и проявлять куда боль­шую толерантность к антиимпериалистической риторике, в 70-е годы активно эксплуатировавшейся не только военны­ми режимами Перу, Панамы, Боливии (1969-1971 гг.) и Эк­вадора (1972-1976 гг.), но и правящими элитами Мексики, Аргентины, Венесуэлы.

Был предпринят достаточно тонкий маневр, направлен­ный на то, чтобы «канализировать» антиимпериализм по второстепенным направлениям, например, в демаршах в

движении неприсоединения, «группе 77». Так. Соединенные Штаты достаточно спокойно отнеслись к выдвинутой пре­зидентом Мексики Л. Эччеверией в 1972 году в ООН Хар­тии экономических прав и обязанностей государств. Задача заключалась в том, чтобы тем самым вывести из-под удара главное - интересы американских инвесторов в регионе.

Следует признать, что этот маневр во многом удался. Национализации собственности американских компаний

Объективные факторы определяют перманентную турбулентность регионального среза российской политики и принципиальную невозможность «раз и навсегда» решить проблему обеспечения территориальной консолидации - поддержание последней требует постоянных концептуальных усилий. Исключительные масштабы страны (Россия - самое пространственно обширное государство мира, которое в два раза превосходит следующее за ней второе государство - Канаду и значительно опережает такие большие по территории страны, как Китай, США и Бразилия) и ее чрезвычайное разнообразие (территориальные, социально-экономические и иные параметры субъектов разнятся в сотни раз) предопределяют то, что территориальная и политическая консолидация и управление таким сверхсложным объектом предстают серьезным вызовом для субъекта управления.

Определяющими для российской модели территориального баланса между центром и регионами являются огромные различия между субъектами Российской Федерации. Если этно-конфессиональные различия относительно невелики, то экономические различия между территориями являются беспрецедентными. При этом крайняя экономическая неоднородность российской территории является новейшим историческим феноменом, возникшим в течение последних двадцати лет в ходе радикальных реформ 1990-х годов, и их смысл заключался в том, что в ходе реформ заметно усилился сырьевой профиль российской экономики, что в условиях неравномерного распределения ресурсов дало картину крайнего неравенства в экономическом положении российских регионов. В частности по объему валового регионального продукта разрыв между российскими регионами составляет порядка 2,5 тыс. раз. Наибольший валовой региональный продукт характерен для Москвы, наименьший - для Эвенкии и Ингушетии. Разрыв в валовом региональном продукте между лидером Москвой и Ингушетией составляет 2,5 тыс. раз. Диспропорцию определяет наличие в России только двух действительно богатых субъектов Федерации (Москва и Ханты-Мансийский АО), которые как минимум на порядок, т.е. в 10 раз, сильнее всех остальных субъектов. Если посмотреть более широко, то диспропорцию российских территорий определяет экономическая мощь большой пятерки (Москва, Санкт-Петербург, Московская область, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий АО, или т.н. Тюменская область). С другой стороны, полюсом, формальной бедности являются республики Северного Кавказа. Таким образом, в связи с такой аномальной экономической неоднородностью в России актуальна проблема сглаживания социально-экономических различий между регионами и нахождение баланса между полюсами богатства и бедности.

О масштабе демографических различий говорит то, что в Москве проживают 7–10% населения, в Московской области еще плюс 5%, далее в порядке убывания следуют Красноярский край, Санкт-Петербург, Свердловская, Ростовская области, Башкирия, Татарстан, Челябинская и Нижегородская области. По территории наибольший субъект - Якутия (18% территории), и Красноярский край с автономными округами (14% территории), т.е. около трети территории составляют два субъекта. Особенностью России является крайне неравномерное распределение населения. В целом по стране плотность населения низкая - 8 человек на квадратный километр. На Востоке (т.е. Сибирь и Дальний Восток) проживают 20% населения, плотность которого на Дальнем Востоке составляет 1 человек на квадратный километр, в Сибири - 4 человека на квадратный километр.

Р. Ф. Туровский. Центр и регионы: проблемы политических отношений

Следует отметить, что разница параметров субъектов РФ оказывает заметное влияние на участие их жителей в политике. При этом наиболее значимым фактором проецирования региональных различий на политику является конфигурация географического расселения населения, поскольку в рамках различных поселенческих моделей формируются различные модели политических ориентация и политического поведения. В настоящее время мозаичное разнообразие отечественной региональной поселенческой структуры эксперты систематизируют посредством типологии, представляющей четыре типа регионов.

Россия-1

«Первая Россия» - страна больших городов. Их количество невелико - 73 из более чем тысячи российских городов, если считать крупными все города с населением свыше 250 тысяч человек. Однако только в 12 городах-миллионниках, включая федеральные, и еще в двух близких к ним по численности (Красноярск, Пермь - 970–990 тыс. человек) суммарно проживает более 21 % населения страны, то есть каждый пятый россиянин. В том числе в Москве и Санкт-Петербурге - каждый девятый житель страны.

Преимущества федеральных городов очевидны - это лидеры постиндустриальной экономики с высоким уровнем развития: душевой валовый региональный продукт (ВРП) Москвы составляет 47 тыс. долларов по паритету покупательной способности, Санкт-Петербурга - 22 тыс. долларов, что сопоставимо с показателями развитых стран. В федеральных городах живет образованное население - высшее образование имеет 42 % взрослого населения Москвы и 37 % - С.-Петербурга. В них же самый разнообразный рынок труда и больше всего высокооплачиваемых рабочих мест. При этом Москва существенно опережает северную столицу по всем экономическим показателям, включая душевые доходы населения: в Питере они на 40 % ниже и почти такие же, как в Московской области. Но различия не отменяют главного - в двух столицах более модернизированный образ жизни большинства населения. Возрастная структура населения федеральных городов сильно постарела, доля жителей пенсионного возраста в Москве и С.-Петербурге достигла 24–25 %.

В экономике других городов-миллионников (Уфы, Перми, Омска, Челябинска и Волгограда), хотя и доминируют промышленные предприятия-гиганты (нефтеперерабатывающие и металлургические), в структуре занятости нашли отражение постиндустриальные трансформации с акцентом на сервисные отрасли, хотя и разноскоростные. Соответственно, во всех городах-миллионниках изменилась структура занятости в пользу квалифицированных «белых воротничков» и бюджетниках, занятости в малом предпринимательстве. Именно в крупнейшие города направлена российская миграция: только Московская столичная агломерация и С.-Петербург с Ленинградской областью концентрируют соответственно 60 и 20 % всей чистой миграции в России, (другие крупнейшие города притягивают мигрантов в основном из своего региона, в первую очередь - молодежь, приехавшую получать высшее образование).

Если в «первую Россию» включить и города с населением свыше 500 тыс. человек, это повышает ее долю в населении до 30 %, а если включить в «первую Россию» все города с населением более 250 тыс. человек, суммарно в них живут почти 40 % россиян, или 53–55 млн. человек. Конечно, это разные города, поэтому границу «первой России» можно проводить по разным критериям - исходя из динамики трансформаций (тогда это полумиллионники) или из устойчивости (тогда, с некоторыми исключениями, это города с населением более 250 тыс. человек). Именно в крупных и крупнейших городах концентрируются 35 млн. российских пользователей Интернета (по некоторым оценкам, всего их уже 50 млн.) и российский средний класс.

Россия-2

«Вторая Россия» - страна промышленных городов с населением от 20–30 до 250 тыс. человек, хотя к ним нужно добавить и некоторые более крупные: население Череповца, Нижнего Тагила, Магнитогорска, Набережных Челнов, Сургута достигает 300–500 тыс. человек, а Тольятти - более 700 тысяч. Далеко не все города сохранили прежнюю промышленную специализацию, но дух ее все еще силен. В дополнение к значительной индустриальной занятости (так называемые «синие воротнички») в этих городах много бюджетников. Возможности развития малого бизнеса ограничены. Во «второй России» живет более четверти населения страны, а в самой нестабильной ее части - монопрофильных городах - около 10 %.

Кризис 2009 года сильнее всего ударил по моногородам металлургической и машиностроительной специализации. Если случится удар нового кризиса, именно для «второй России» он будет сильнейшим шоком – в условиях кризиса промышленность падает сильнее прочих отраслей экономики. Другой работы в этих городах почти нет, мобильность и конкурентоспособность населения невысоки.

Судьба городов России-2 существенно зависит от того, где расположены средние города, как промышленные, так и почти утратившие эту функцию. Если вблизи крупных агломераций - за их будущее не внушает опасений. Если же место локализации проблемно, город может сдаться до размеров и функций локального центра, обслуживающего окружающую территорию.

Россия-3

«Третья Россия» - огромная по территории периферия, состоящая из жителей села, небольших поселков городского типа и малых городов. Суммарная их доля - немногим более трети населения страны. «Депопулирующие» малые города и поселки с сильно постаревшим населением разбросаны по всей стране, особенно их много в Центральной России, на Северо-Западе, в промышленных регионах Урала и Сибири.

Сельское население концентрируется в Южном и Северо-Кавказском федеральных округах, где сосредоточено 27 % сельских жителей страны. Южное «русское» село сохранило свой демографический потенциал и ведет интенсивное личное подсобное хозяйство на плодородном черноземе, за счет чего и выживает. Крупный агробизнес вкладывается в наиболее доходные и нетрудоемкие отрасли земледелия, лишая многих сельских жителей работы, а молодежь массово покидает село и перемещается в города, процесс урбанизации продолжается.

В других регионах жизнеспособны только пригородные села, расположенные вблизи крупных городов, их население моложе и мобильнее, больше зарабатывает, поскольку значительная его часть - трудовые маятниковые мигранты, работающие в крупных городах.

Дееспособное население периферий зарабатывает на жизнь промыслами, подсобным хозяйством.

Россия-4

Если три предыдущие России выделены в рамках центро-периферийной модели (которая объясняет социальные различия географическим фактором), то от этой модели придется отказаться при выделении «четвертой России». Так можно назвать слаборазвитые республики Северного Кавказа и, в меньшей степени, юга Сибири (Тыва и Алтай), где суммарно живет менее 6 % населения страны. В этих республиках есть и крупные, и небольшие города, но почти нет промышленных, мало городского образованного среднего класса, и он вымывается, мигрируя в другие регионы. В «четвертой России» численность сельского населения растет, и оно пока еще молодо - в отличие от других регионов страны. Сельская молодежь активно перемещается в региональные центры, но в них почти нет работы. «Четвертая Россия» сильнее поражена коррупцией, в ней острее межклановые, этнические, религиозные противоречия. Население крупных городов Северного Кавказа, безусловно, более модернизировано, но пока не в той степени, чтобы сформировать модернизационный тренд для своей республики.

Перспективы сепаратизма «четвертой России» незначительны - подавляющее большинство жителей республик Северного Кавказа чувствуют себя россиянами. Но проблем много, в их решении огромную роль играет политика федеральных властей, поэтому крайне важно, чтобы выделенная слаборазвитым республикам федеральная помощь расходовалась разумно и прозрачно.

Учитывая, чтокаждый пятый россиянин живет в городах-миллионниках, включая федеральные, и в близких к ним по численности населения (а если взять за нижнюю границу города-полумиллионники, то в крупнейших городах живет почти каждый третий, то политическую проекцию географии страны определяет не традиционная географическая карта с маленькими кружочками городов, а та, что включает огромную Московскую столичную агломерацию (13 % населения или каждый восьмой житель России) и дюжиной других крупных агломераций. Структура расселения и соответствующая ей структура экономики во многом определяют политические ориентации и модели политического поведения населения.

Исторической особенностью российских регионов была их низкая субъектность: составлявшие Российскую империю и Советский Союз территории не обладали значимой политической самостоятельностью. Обретение принципиально новой степени региональной свободы в Российской Федерации 1990-х стало политической новацией. Второй раз в российской истории (после распада территории в период Гражданской войны 1918–1920 годов) регионы в лице региональных элит обрели статус субъектов общенациональной политики.

В течение последней четверти века баланс политико-административных полномочий центральной и региональной властей в РФ неоднократно менялся. Эксперты отмечают: не в последнюю очередь это определено тем, что конституция 1993 г. определяет только общие рамки отношений между центром и регионами, однако не задает параметры формирования региональной власти, что определяло возможности изменения баланса полномочий центра и регионов. Процесс эволюции отношений центра и регионов в течение 25 лет прошел ряд существенно отличных этапов, наиболее значимыми из которых были следующие.

1. 1990–1995 гг. Доминирующая тенденция данного периода - расширения полномочий региональных властей. Стартовой точкой процесса усиления политического влияния региональных элит можно считать 1990 год, ознаменовавшийся проведением в регионах на альтернативной основе выборов новых Советов и усилением советской власти по сравнению с партийной. После событий 1991 г. на смену партийной власти пришли назначенные президентом губернаторы. Отличительная черта этого периода - двоевластие в лице исполнительной власти и Советов, в ходе которого был сформирован Совет субъектов Федерации, претендовавший на роль арбитра в противостоянии ветвей федеральной власти. Формирование этого органа стало первой значимой попыткой региональной власти обрести статус самостоятельного актора российской политики. Однако эта попытка потерпела поражение в ходе событий 1993 г. в Москве. Доминирующая тенденция по-разному реализована в двух категориях регионов: в национальных республиках власть формировалась на основе выборных механизмов без участия центра, тогда как в остальных регионах президент России назначал глав региональных администраций, что определило складывание асимметричного баланса в отношениях центра и регионов вопреки положениям ст. 11 конституции, провозглашавшей равенство всех субъектов Федерации. Сглаживать асимметрию были призваны полпреды президента РФ в субъектах Федерации, однако в тот период они только усиливали дисбаланс, так как назначались преимущественно в те субъекты, главы которых были назначены президентом, тогда как институт полпредов к концу периода действовал только в 5 республиках.

2. Проведение в 1995–1999 гг. во всех регионах выборов глав исполнительной власти и формирование на этой основе нового состава Совета Федерации (большинство в нем составили губернаторы, пришедшие к власти путем выборов) положили начало новому этапу консолидации региональных лидеров и превращению региональных элит в самостоятельный и все более влиятельный субъект российской политики. Это определило меры Москвы по сдерживанию чрезмерного уисления регинальной вольницы посредством назначения полпредов президента во все субъекты Федерации (включая лидеров регионального сепаратизма - Татарстан, Башкирия, Якутия) и активную поддержку органов местного самоуправления.

Политическое и экономическое усиление региональных элит в постсоветской России было амбивалентно по своим характеристикам и последствиям. С одной стороны, сильная региональная власть была необходимым условием эффективного управления страной в целом. С другой - чрезмерное усиление власти в регионах стало следствием ослабления центральной власти в России, когда последняя оказывалась не в состоянии осуществлять свойственные ей функции. Наиболее ярким проявлением кризиса в отношениях Москвы и регионов стали две чеченские войны. Стремление к преодолению регионального сепаратизма предопределило серьезные меры по корректировке отношений столицы и провинций.

3. В период 2000–2004 гг. был предпринят комплекс мер по возврату центром атрибутивных полномочий, что включало создание федеральных округов и серьезное укрепление института полпредов президента РФ с существенным расширением его функций; реформа Совета Федерации (если в 1990 гг. СФ ФС РФ включал глав законодательной и исполнительной ветвей власти регионов, то отныне СФ стал включать представителей исполнительной и законодательной ветвей власти); приведение законодательства субъектов РФ в соответствие с федеральными нормами; усиление функциональных вертикалей федеральных органов исполнительной власти; устранение договорной практики в отношениях Москвы и регионов; серьезные меры по восстановлению информационного пространства страны. Результатом этих мер стало усиление централизованного контроля над институтом выборных губернаторов. Отказ от губернаторских прямых выборов на этом этапе не нашел поддержки. Однако предложение о назначении губернатора было реализовано на следующем этапе.

4. 2005–2012 гг. Главным содержанием этого этапа стал переход к мягким назначениям губернаторов, когда президент предлагает кандидатуры, а региональные власти за одну из них голосуют. В 2005 г. федеральный закон ввел еще одну возможную процедуру выдвижения кандидатов партии, одержавшей победу на выборах в региональные законодательные собрания. Сейчас это партия «Единая Россия». Существенным нововведением стало право президента РФ отстранять от должности выборных губернаторов, а также практика назначения губернаторами «вырягов». Знаметной тенденцией этого периода стал кризис региональных элит.

5. С 2012 г. по настоящее время - возвращение к практике губернаторских выборов. Это было связано с выявлением издержек назначения губернаторов: оказалось, что, несмотря на ограниченную электоральную активность, избиратели дорожат своим правом выбора, что актуально с учетом роли выборов не только как механизма рекрутирования власти и инструмента качественного социологического исследования, но также в качестве клапана выхода общественного недовольства и в связи с потенциальным накоплением протестных настроений в условиях отсутствия такого клапана.

Таким образом, на протяжении последней четверти века отношения центра и регионов претерпели глубокую трансформацию, в процессе которой существенным изменениям подверглись ключевые параметры взаимодействия - политико-правовые основы отношений, их содержание и механизмы. Если смена политико-правовых основ была определена отказом от унитарных отношений в пользу федералистских, то изменение содержания было вызвано динамикой двух тенденций. На первом этапе, в начале 1990-х годов, произошел отказ от долгосрочной стратегии в пользу ситуативных установок и корпоративных интересов федеральной власти. Смена лиц на президентском Олимпе обусловила отказ от политической конъюнктуры в отношениях «центр - регионы» в пользу стратегических целей восстановления единства Федерации. Что касается изменения механизмов, то в 1990-х годах на смену всеобъемлющему контролю центра над регионами (характерному для советского периода и осуществлявшемуся в режиме силовых и директивных стратегий) пришли компромиссные стратегии политического торга. Реализация региональной политики В. Путина предполагает, что при сохранении компромисса в качестве «рамочной» основы взаимодействия содержание компромисса изменится. В течение 1990-х годов компромисс между слабым центром и сильными элитами регионов предоставлял последним политическую автономию и статус политического актора общероссийского масштаба в обмен на политическую лояльность. Заключенный в рамках 2000-х годов административно-правовой реформы компромисс предполагал, что главным субъектом политического процесса остается федеральная власть, а региональные элиты, сохранив определенные ресурсы влияния, утратят роль независимых властных центров и статус самостоятельных политических акторов общероссийского масштаба. Регионы получили гарантии экономической помощи центра в обмен на поддержку Москвы в ходе федеральных выборов.

Таким образом, в 1990-х годах, несмотря на существенное изменение территориально-государственного устройства России, механизмов формирования политических элит (на смену принципу назначения пришли выборы) и характера взаимодействия федеральной и региональной элит, федеральный центр сохранил приоритет в отношениях с региональными элитами.

«Перетекание» властных полномочий из центра в регионы на протяжении 1990-х годов имело временный характер и было обусловлено заинтересованностью федеральной исполнительной власти в политической поддержке со стороны региональной элиты в борьбе с конкурирующими группами центральной элиты. Зачастую противостояние центр–регионы представляло собой проекцию конфликтов между различными сегментами центральной элиты на региональный уровень. Примером может служить затяжной конфликт в Чеченской республике, одной из существенных составляющих которого явилось противостояние различных московских групп при их взаимной заинтересованности в сохранении высокого потенциала напряженности, создающей благоприятные условия для реализации криминальных и полукриминальных схем управления финансовыми потоками. Российский федерализм 1990-х годов был номинальным; «региональная вольница» 1990-х стала возможной благодаря заинтересованности или попустительству федеральной власти, у которой просто не доходили руки до регионов вследствие поглощенности внутримосковскими конфликтами. Поэтому формирование концептуальной, продуманной региональной политики федерального центра остается актуальной задачей руководства страны. То же можно сказать и о национальной политике.

Факторами, определяющими приоритет федеральной политической элиты по отношению к региональной, выступают: концентрация финансовых ресурсов в федеральном центре (или плотный контроль федерального центра над материальными, природными и иными имеющимися в регионах ресурсами); исторические традиции политического развития и политической культуры России, определяющие преимущественно подданнический модус отношений не тоько в отношениях элит с массами, но и в рамках властно-управленческой иерархии; особенности современной политической системы России; специфика участия элитных групп в масштабных процессах приватизации и перераспределения собственности; слабая корпоративная консолидация региональных элит.

Заслуживает упоминания такая заметная особенность отношений центра и регионов, как устойчивость политической асимметричности РФ, несмотря на конституционную норму равенства всех субъектов Федерации и существенные изменения порядка формирования региональных властей на протяжении последних двадцати с лишним лет (попеременная смена назначений и выборов). Это свидетельствует о том, что совершенствование региональной политики остается одной из наиболее актуальных задач федеральных властей России.

Неравенство субъектов Федерации сохранялось. Российская Федерация состоит из республик, краев, областей, городов федерального значения, автономной области и автономных округов. Они равноправны, но это равенство оставалось во многом формальным. Полномочия, ответственность, возможности одних регионов России существенно отличались от полномочий и возможностей других.

Принятые в некоторых республиках государственные акты не только противоречили Конституции и федеральным законам, но и нарушали принципы федеративного устройства России. В Башкортостане, например, вопросы владения, пользования и распоряжения собственностью республики регулировались только республиканским законодательством. Республика объявила себя самостоятельным участником международных и внешнеэкономических связей, ввела собственные налоги и прекратила их перечисление в федеральный бюджет. Были созданы независимые от федеральных органов судебная система, прокуратура, адвокатура. Подобного рода решения принимались в Татарстане и Чечне, Якутии и Туве. О готовности следовать их примеру заявляли другие республики и области.

Края и области, обладавшие мощным экономическим потенциалом и значительным населением, энергично протестовали против неравенства субъектов Федерации. Встал вопрос и о гарантиях прав русских, составлявших 85% населения России.

О разработке собственной конституции объявили в Туле и Кирове. Свердловская область изъявила желание провозгласит!) Уральскую республику. На Дальнем Востоке предлагали воссоздать Дальневосточную республику, в Сибири - Енисейскую. Эти процессы образно называют суверенизацией краев и областей.

Наибольшее беспокойство вызывало развитие ситуации в Татарстане и Чечне.

Президенту Татарстана М. III. Шаймиеву удалось взять ситуацию под контроль. Он оговорил особый статус Татарстана в составе Российской Федерации. В феврале 1994 г. Татарстан подписал с федеральными властями договор о разграничении полномочий.

Иной курс выбрало руководство Чечни. Отношения с ней приобрели крайне напряженный, драматический характер. Центральная власть постепенно склонялась к силовому решению «чеченской проблемы».

38 )Перестройка Горбачева и ее итоги

После смерти в 1985 г. Черненко к власти пришел Михаил Горбачев. К тому времени СССР уже находился на грани глубокого кризиса, как в экономике, так и в социальной сфере. Эффективность общественного производства неуклонно снижалась, тяжким бременем на экономике страны лежала гонка вооружений. Фактически в обновлении нуждались все сферы жизни общества. Сложное положение СССР явилось причиной перестройки, а так же, изменения внешней политики страны. Современные историки выделяют следующие этапы перестройки:

· 1985 – 1986 гг.

· 1987 – 1988 гг.

· 1989 – 1991 гг.

В период начала перестройки с 1985 по 1986 гг. существенных изменений в организации управления страной не было. В регионах власть, по крайней мере, формально, принадлежала Советам, а на высшем уровне – Верховному Совету СССР. Но, в этот период уже слышались заявления о гласности и борьбе с бюрократией. Постепенно начался процесс переосмысления международных отношений. Значительно уменьшилась напряженность в отношениях СССР – США.

Масштабные изменения начались несколько позднее – с конца 1987 года. Этот период характеризуется небывалой свободой творчества, развитием искусства. На телевидении выходят авторские публицистические программы, журналы печатают материалы, пропагандирующие идеи реформ. В тот же время, явно обостряется политическая борьба. Начинаются серьезные преобразования в сфере государственной власти. Так, в декабре 1988 г., на 11 внеочередной сессии Верховного Совета принимается закон «Об изменениях и дополнениях к Конституции». Закон внес изменения в избирательную систему, введя принцип альтернативности.

Однако наиболее бурным оказался третий период перестройки в СССР. В 1989 г. полностью выводятся из Афганистана советские войска. Фактически СССР перестает поддерживать социалистические режимы на территории других государств. Лагерь социалистических стран рушится. Важнейшим, знаковым, событием того периода является падение Берлинской стены и объединение Германии.

Партия постепенно утрачивает реальную власть и свое единство. Начинается ожесточенная борьба фракций. Критике подвергается не только сложившаяся в СССР ситуация, но и сами основы идеологии марксизма, а так же октябрьская революция 1917 г. Формируется множество оппозиционных партий и движений.

На фоне жесткой политической борьбы в этот период перестройки Горбачева начинается раскол и в сфере интеллигенции, среди деятелей искусства. Если часть их была критически настроена по отношению к происходящим в стране процессам, то другая часть оказывает всестороннюю поддержку Горбачеву. На фоне невиданной то этого времени политической и социальной свободы значительно уменьшаются объемы финансирования, как искусства, так и науки, образования, многих отраслей производства. Талантливые ученые в подобных условиях уезжают работать за рубеж, или же превращаются в бизнесменов. Множество НИИ и КБ прекращают свое существование. Развитие наукоемких отраслей замедляется, а позже и совсем останавливается. Пожалуй, ярчайшим примером этого может стать проект «Энергия – Буран», в рамках которого был создан уникальный космический челнок многоразового использования «Буран», совершивший единственный полет.

Материальное положение большинства граждан постепенно ухудшается. Так же, происходит обострение межнациональных отношений. Многие культурные и политические деятели начинают говорить о том, что перестройка изжила себя.

39 )Распад СССР

На данный момент единого мнения о том, каковы предпосылки распада СССР не существует. Однако, большинство ученых едины в том, что зачатки их были заложены в самой идеологии большевиков, которые, пусть и во многом формально, признавали право наций на самоопределение. Ослабление центральной власти спровоцировало формирование новых властных центрах на окраинах государства. Стоит отметить, что похожие процессы происходили и в самом начале 20 века, в период, революций и краха Российской империи.

Если говорить кратко причины распада СССР следующие:

· кризис, спровоцированный плановым характером экономики и приведший к дефициту многих товаров народного потребления;

· неудачные, во многом непродуманные, реформы, приведшие к резкому ухудшению уровня жизни;

· массовое недовольство населения перебоям поставок продуктов питания;

· все усиливающийся разрыв уровня жизни между гражданами СССР и гражданами стран капиталистического лагеря;

· обострение национальных противоречий;

· ослабление центральной власти;

Процессы, приведшие в результате к распаду СССР, обозначились уже в 80-е годы. На фоне общего кризиса, который к началу 90-х только углубился, отмечается рост националистических тенденций практически во всех союзных республиках. Первыми из состава СССР выходят: Литва, Эстония и Латвия. За ними следуют Грузия, Азербайджан, Молдавия и Украина.

Распад СССР стал результатом событий августа – декабря 1991 г. После августовского путча деятельность в стране партии КПСС была приостановлена. Утратил власть Верховный Совет СССР и Съезд народных депутатов. Последний в истории Съезд состоялся в сентябре 1991 г. и заявил о самороспуске. В этот период высшим властным органом стал Государственный Совет СССР который возглавил Горбачев, первый и единственный президент СССР. Предпринятые им осенью – замой попытки предотвращения как экономического, так и политического развала СССР успеха не принесли. В итоге 8 декабря 1991 года, после подписания Беловежского соглашения главами Украины, Беларуси и России, Советский Союз прекратил свое существование. В тоже время, произошло образование СНГ – Содружества Независимых Государств. Распад Советского Союза стал крупнейшей геополитической катастрофой 20 века, повлекшей глобальные последствия.

Вот только основные последствия распада СССР:

Резкое сокращение производства во всех странах бывшего СССР и падение уровня жизни населения;

Территория России сократилась на четверть;

Доступ к морским портам вновь осложнился;

Уменьшилось население России – фактически на половину;

Возникновение многочисленных национальных конфликтов и появление территориальных претензий между бывшими республиками СССР;

Началась глобализация – постепенно набирали ход процессы, превратившие мир в единую политическую, информационную, экономическую систему;

Мир стал однополярным, а единственной сверхдержавой остались Соединенные Штаты.

40 )Проблемы постсоветского периода

Распалась единая система противоракетной обороны, перестал существовать единый военно - промышленный комплекс. Военно-морской флот лешился баз в Эстонии, Латвии, Литве, на Украине, в Грузии, Азербайджане. Россия осталась без традиционных союзников в Восточной Европе, в Азии, Африке, Латинской Америке. Нехватка средств заставила сократить численность вооруженных сил на западном направлении. Разрастались военные конфликты в близи границ со странами СНГ.