Гений фортификации и обороны севастополя эдуард тотлебен
Учеба. Боевое крещение на Кавказе. Дунайская кампания - осада Силистрии
Тотлебен , граф, Эдуард Иванович, генерал-адъютант, родился в Митаве [сейчас г. Елгава, Латвия] 8 мая 1818 г., умер 19 июля 1884 г. в Содене [около г. Франкфурт-на-Майне]. Похоронен в Севастополе 5 октября 1884 г.
Тотлебен принадлежал к старинному дворянскому роду Тюрингии, но дед его, выселившийся в прибалтийские губернии России, отказался от феодальных прав и занялся торговлей, и отец его Иоганн Генрих также занимался коммерческими делами, приписавшись к купечеству (2-я гильдия). Эдуард Иванович был пятым из семи детей Иоганна Генриха от брака с Анною Цандер. Первоначальное образование он получил в пансионе доктора Гюттеля, лучшем учебном заведении Риги, куда вскоре после рождения Э.И. переселился его отец. На 14-м году жизни он был отвезен в Петербург и осенью 1832 г. принят был кондуктором в 3 класс главного (ныне Николаевского) инженерного училища. В январе 1836 г. Тотлебен произведен был в полевые инженер-прапорщики и 2 месяца спустя отчислен, вследствие болезни сердца, в Динабургскую [сейчас г. Даугавпилс, Латвия] инженерную команду. Через год он вернулся в Петербург для продолжения курса; но, перейдя с чином подпоручика (9 января 1838 г.) в старший класс, вынужден был по болезни вторично и окончательно отказаться от мысли окончить курс. 5 февраля 1838 г. Тотлебен был отчислен от училища с назначением на действительную службу в Рижскую крепостную команду, где занял должность дежурного офицера в крепостном управлении. Отсюда, в апреле 1839 г., Тотлебен переведен был в гренадерский саперный батальон, а в следующем году (16 июля) назначен поручиком в учебный саперный батальон.
Летом 1840 г., участвуя в практических работах саперов в Красном Селе, Тотлебен познакомился с генералом К.А. Шильдером; знакомство это имело решающее значение для дальнейшей карьеры Тотлебена. Шильдер поручил ему производство опытов над своей трубной контрминной системой, и эти опыты велись Тотлебеным в течение двух лет с выдающимся успехом; достигнутые им результаты побудили императора Николая I приказать продолжать начатые опыты в более крупных размерах в Киеве при 2-й саперной бригаде. Тотлебен был командирован с 3-мя нижними чинами л.-гв. саперного батальона в распоряжение начальника 2-й саперной бригады и пешком, не отлучаясь от команды, везшей 2-а минных сверла, сделал переход от Петербурга до Киева, куда прибыл 19 июня 1844 г. В примерной минной войне контрминная трубная система снова дала блестящие результаты. За труды по этой командировке Тотлебен 12 мая 1845 г. был произведен в штабс -капитаны.
В 1845 г. киевские опыты были продолжены под руководством Тотлебена, прибывшего в Киев со сверлом, усовершенствованным по его проекту. Но характер опытов изменился. Тотлебен решил отступить от предложений Военно-ученого комитета, лишавших оборону всякой инициативы в предстоявшем маневре. Впервые сказалась здесь отличительная черта его военного дарования: строго активный характер его оборонительных действий и необыкновенное умение пользоваться моментом. Работы этих лет были крайне полезны Тотлебену, дав, с одной стороны, богатый опыт, нашедший себе блестящее применение во время Севастопольской обороны, а с другой — сделав его любимым сотрудником К.А. Шильдера и обеспечив тем ряд служебных успехов.
В 1848 г., 28 марта, Тотлебен был командирован на Кавказ для применения минного сверла при осадах укрепленных пунктов, возведенных Шамилем в Дагестане », и 7 апреля выехал в Темирхан -Шуру, где поступил в распоряжение князя Аргутинского-Долгорукова. Боевое крещение Тотлебен получил под Гергебилем, куда 9 июня прибыл отряд Аргутинского. Но долгое время Тотлебену пришлось «бездействовать под огнем», как писал он: ему не давали поручений. Только по обложении Гергебиля ему приказано было построить брешь-батарею, под прикрытием огня которой хотели подойти скрытой сапой к башне у Аймакинского ущелья, где находился резервуар для воды, и, разрушив её, отвести воду. 5 дней, пока шла работа, Тотлебен не смыкал глаз, лично руководя саперами под сильным картечным и ружейным огнем неприятеля.
После падения Гергебиля (7 июля) Тотлебену было поручено разработать дорогу по Аймакинскому ущелью на расстоянии 7 верст, что было исполнено им к 15 июля. За участие во взятии Гергебиля Тотлебен награжден был чином капитана; затем, за участие в бое на Мискенджийских высотах (22 сентября 1848 г.), — орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом. Зиму 1848 г. Тотлебену пришлось провести в Темирхан -Шуре, обучая людей осадным и минным работам, и саперов — сверлению труб.
В 1849 г., когда во время осады аула Чох капитан фон-Кауфман, начальник инженеров, был ранен (24 июля), заведование всеми осадными работами перешло к Тотлебену. Тотчас 25 июля он произвёл с инженер -штабс-капитаном Поповым смелую рекогносцировку местности и наметил места для батарей, которые были построены к 10 августа. Но несмотря на страшное разрушение, произведенное нашими снарядами, горцы держались стойко: они успевали по ночам увенчивать турами все бреши с внутренней их стороны. И вскоре, 22 августа, в виду наступления осенней распутицы, Аргутинский должен был снять осаду; наступление горцев было остановлено взрывами обыкновенных и камнеметных фугасов, заблаговременно заложенных Тотлебеным. Труды его при осаде Чоха были награждены золотой саблей «за храбрость».
Его слабое здоровье было очень расстроено двухлетней походной жизнью и ввиду этого, отказавшись от предложенного ему места старшего инженера в Дагестане, Тотлебен уехал в Тифлис, чтобы испросить у кн. Воронцова позволение вернуться в Петербург. Вскоре затем, 30 ноября 1850 г., он был переведен в Варшаву, во 2-й саперный батальон с назначением адъютантом к Шильдеру. Здесь, в ожидании более интересных работ, ему пришлось заняться осушкой Уяздовского плаца и т.п. Отношения его с Шильдером за это время несколько обострились ввиду раздражительности генерала, вызванной его усилившейся болезнью; Тотлебен стал хлопотать о переводе в Петербург и 31 декабря 1851 г. был назначен обер-офицером в штаб ген. фон-Цурмилена с переводом в гвардейские инженеры. 23 февраля 1852 г. Тотлебен обвенчался с баронессой Викториной Гауф, дочерью гессен-дармштадтского генерального консула. В 1852 и 1853 гг. Тотлебен заведывал летом, наряду с другими офицерами штаба, участком на практических работах в лагере под Петергофом, а в остальное время года, кроме служебных занятий, усердно изучал произведения теоретиков инженерного дела — Вобана, Дюфура, Шумара, Мориса де Селлона и др., с особым вниманием останавливаясь на действии артиллерии и активной защите обороняющимися ближайшей к крепости местности. В конце 1852 г. по приказанию начальства им были составлены два обширных проекта: атаки капонирного фронта и атаки на вновь предложенную систему бастионного начертания. На проектах этих сказалось несколько увлечение Тотлебена немецкой школой, выразившееся в том огромном значении, которое придал он кирпичным редутам и капонирам. Проект весной 1853 г. был утвержден Государем и летом того же года отчасти получил применение в практических работах на Петергофском учебном полигоне. За эти годы Тотлебен дважды удостоен был Высочайшего благоволения, объявленного в приказах 8 ноября 1852 г. и 20 августа 1853 г. Кроме службы в Управлении, Тотлебен работал в Министерстве государственного имущества у гр. П.Д. Киселева, где имел задания по технической части.
В начале Дунайской кампании Шильдер назначен был начальником инженеров действующей армии и просил о командировании в распоряжение его, в числе других, Тотлебена. Ген. Шильдер не только разрешил, но «в том внимании, чтобы он (Тотлебен) мог при действующих войсках быть употреблен в качестве штаб-офицера с особой пользой, по отличным познаниям и способностям своим», представил его к производству в подполковники. Производство состоялось 16 января 1854 г., и 26 января Тотлебен выехал через Киев и Яссы в Бухарест. Отсюда 22 февраля Тотлебен был командирован в Ольтеницу (против Туртукая). Стоявшему здесь генералу Хрулеву (11-я пехотная дивизия, кавалерийский полк и 3 сотни) приказано было очистить большой лесистый остров, занятый турками после неудачного для нас Ольтеницкого дела 23 октября 1853 г. В ночь с 26 на 27 февраля Тотлебен приступил к устройству ложементов для штуцерных и затем в течение 6 суток днем и ночью, находясь под сильным огнем, руководил постройкой батарей на берегу и на острове Малый Кичи и наводкой понтонного моста. Когда выяснилось, что на левом фланге переправа невозможна без крупных потерь, Хрулев, не знавший об успешном наступлении нашем на правом фланге, послал Тотлебена в Бухарест к кн. Горчакову за инструкциями. Горчаков приказал немедленно прекратить всякие попытки к овладению островом. 3 марта Тотлебен выехал в сел. Бекет (Малая Валахия), где ему предписано было, если командовавший там генерал Баумгартен найдет нужным, устроить береговые батареи, чтобы вредить неприятельским судам в Рахове; оттуда он отбыл в сел. Модловиты, в распоряжение ген.-лейт. Липранди, стоявшего в 8 верстах от укрепленного турецкого лагеря Кала фата. Здесь Тотлебену поручено было детально ознакомиться с позицией турок и сообразить способы к атаке её или к производству демонстрации. В облегчение задачи Шильдер снабдил его проектом, составленным на данных имевшегося плана; но план оказался, при поверке на месте, неверным, и таким образом Тотлебену пришлось совершенно самостоятельно разрешать эту задачу. Взявшись за дело со свойственной ему энергией, Тотлебен путем ежедневных рекогносцировок и точной съемки местности убедился в доступности Калафата и стал усиленно уговаривать Липранди штурмовать. Но Липранди, следуя осторожной политике Горчакова на Дунае, отказался наотрез. Наступил томительный период бездействия, прерываемый только небольшими кавалерийскими схватками во время усиленных рекогносцировок; в одной из них (20 марта) под Тотлебеным ранена была лошадь. Занимаясь обучением саперов и пехоты, Тотлебен горько сетовал на то, что наиболее интересный момент кампании — переправа через Дунай — совершался без него.
Кн. Варшавский, принявший от Горчакова 5 апреля командование, решил очистить Малую Валахию. Ввиду отступления наших войск от Калафата и предстоявшей осады Силистрии, Шильдер вызвал Тотлебена к себе, в Калараш, под Силистрию. 20 апреля Тотлебен явился к Шильдеру и на следующий день после рекогносцировки сообщил ему свой проект осады: Тотлебену представлялось наиболее выгодным вести атаку против первого (северо-восточного) полигона Силистрии, вдоль берега, в связи с осадными работами против ближайших к нему нагорных фортов. Мнение его вполне совпало с мнением Шильдера; последний не одобрял только того развития осадных работ против нагорных фортов, которое предполагал дать им Тотлебен.
В ночь на 7 мая начались «практические саперные работы против учебного турецкого полигона», как называл ген. Шильдер осаду Силистрии, всячески тормозившуюся кн. Варшавским, который не сочувствовал этому предприятию. Тотлебен был назначен траншей-майором, но на деле являлся ближайшим помощником главного руководителя осады — Шильдера, безотлучно проводя дни и ночи в траншеях. Размолвки между ними, имевшие место ещё в Варшаве, здесь стали повторяться все чаще и чаще. После одной из них Тотлебен с досады попросился на отдых и был уволен на ночь в лагерь. По странной игре случая, это было в ночь с 16 на 17 мая, когда самовольный штурм Араб-Табии и последовавшая затем вылазка турок завалили наши траншеи трупами: быть может, в числе их был бы и Тотлебен, если бы он, по обыкновению, остался в передовой линии окопов. Под непосредственным наблюдением Тотлебена велись работы на возвышенности. Дойдя тихой двойной сапой до контрэскарпа Араб-Табии, саперы Тотлебена перешли крытым ходом через ров, вывели под внутренний гребень бруствера минную галерею, опрокинули взрывом контрэскарп и увенчали его, доведя венчание до исходящего угла укрепления. 1 июня Шильдер был выведен из строя раной в ногу. Назначенный вместо него ген.-лейт. Бухмейер все работы левого фланга возложил на Тотлебена. Он энергично продолжал минные работы против Араб-Табии и 7 июня взрывом образовал вполне удобовосходимый обвал (до 20 сажен протяжением по линии огня). Заняв тотчас же неприятельский бруствер, Тотлебен устроил в нем ложементы, причем был легко ранен пулей в щеку. На следующую ночь назначен был штурм, но в час пополуночи кн. Горчаков получил приказ главнокомандующего очистить правый берег Дуная и отойти к Каларашу. 11 июня 1854 г. началось обратное движение наших войск; 15-го отошел арьергард, при котором находился и Тотлебен. В это время, 11 июня умер Шильдер, в лице которого Тотлебен лишился своего главного покровителя.
По отступлении от Силистрии Тотлебен некоторое время находился в лагере у Мая -Катаржи, на дороге в Трансильванию, в 50 верстах от Бухареста. Из Катаржиского лагеря Тотлебен вызван был в Фратешти к Горчакову и не раз производил по поручению его рекогносцировки. Кавалерская дума, собранная в Фратешти, единогласно присудила Тотлебену за Силистрию орден Георгия 4-й ст. (приказ 3 сентября 1854 г.). 16 июля 1854 г. армия выступила на родину. Во время следования, на продолжительных остановках, Тотлебен разрабатывал веденный им журнал осады Силистрии и вычерчивал подробные планы атак.
Граф Эдуард Иванович Тотлебен (8 (20) мая 1818, Митава, Российская империя - 19 июня (1 июля) 1884, Бад-Зоден (близ Франкфурта-на-Майне), Германская империя) - русский генерал, знаменитый военный инженер, генерал-адъютант (1855), инженер-генерал (1869).
Биография
Отец - Иоганн Генрих Тотлебен (1781-1855), по данным биографического словаря Половцова - отпрыск захудалой ветви старого тюрингского рода (в этом качестве дальний родственник известного в XVIII веке русского генерала графа Тотлебена), представители которой, переселившись в Курляндию, занялись коммерцией. Отец Эдуарда Тотлебена был записан купцом второй гильдии.
Болезнь сердца помешала окончить полный курс наук в инженерном училище в Санкт-Петербурге. Он был зачислен в Рижскую инженерную команду, а в 1840 переведён в учебный сапёрный батальон. Здесь он обратил на себя внимание генерала Шильдера, от которого получил поручение заняться трубной минной системой. Для дальнейшего её исследования был послан с командой сапёров в Киев, где заведовал работами при производстве в обширных размерах опытов подземной войны.
В 1848 отправился на Кавказ и принял там участие в нескольких экспедициях. Содействовал успешному ходу осады Гергебиля, где он в 80 саженях от стен аула заложил летучей сапой брешь-батарею. В 1849 заведовал всеми работами по осаде укрепления Чох; совершив смелую ночную рекогносцировку перед фронтом укрепления, он заложил в 30 сажень от укрепления передовую параллель с двумя брешь-батареями. По возвращении с Кавказа Т. был назначен адъютантом к генералу Шильдеру, а в 1851 перешёл в гвардейские инженеры и поселился в Петербурге, где руководил практическими работами гвардейского саперного батальона во время лагерных сборов.
Крымская война
В начале 1854 был вызван в главную квартиру Дунайской армии и здесь исполнил ряд поручений ген.-адъют. Шильдера, совершил под огнём турецких батарей ряд блестящих рекогносцировок и выработал план атаки укреплений при Калафате. С началом подготовительных работ по осаде Силистрии Тотлебен был назначен траншей-майором. Когда генерал Шильдер был ранен, Тотлебен принял заведование всеми работами и 7-го июня взорвал весь фронт передового укрепления Араб-Табия. Когда осада Силистрии была снята, Тотлебен был послан в Севастополь, где ожидалась высадка неприятеля. Сначала главнокомандующий, князь Меншиков, полагал, что союзники, за поздним временем года, не решатся предпринять высадку в Крым, и отклонил предложение Тотлебена немедленно приступить к оборонительным работам. Они были начаты только тогда, когда высадка уже состоялась. Тотлебен расширил фронтальную позицию на линии Северного укрепления и почти заново создал оборонительную линию на южной стороне. За недостатком времени нельзя было и помышлять о возведении сильных и правильных укреплений; приходилось работать одновременно на всех пунктах, пользуясь всякими средствами, между прочим - и вооружением утратившего теперь своё прямое назначение флота. При устройстве своей оборонительной линии Тотлебен принял в основание следующие начала: избирается ближайшая к городу позиция, обусловленная существующими укреплениями, и на главных её пунктах выставляется сильная артиллерия; эти пункты соединяются траншеями для ружейной обороны и для помещения прикрытий; между главными пунктами кое-где ставятся ещё отдельные батареи; таким образом все подступы к городу должны получить сильную фронтальную и фланговую оборону пушечным и ружейным огнём. Работа велась беспрерывно днем и ночью. В короткое время там, где незадолго до того неприятельские рекогносцировки обнаруживали лишь слабые укрепления с большими ничем не защищёнными промежутками, выросла сплошная оборонительная линия. Союзники вынуждены были отказаться от намерения взять Севастополь открытой атакой и 28 сентября начали свои осадные работы. Первое бомбардирование Севастополя 5 октября показало силу севастопольских укреплений и их выгодно направленного артиллерийского огня. Тогда неприятель обратился к подземной войне и задумал взорвать 4-й бастион, но и здесь Тотлебен его предупредил, встретив неожиданно искусно подготовленною сетью минных галерей. 8 июня Тотлебен был ранен в ногу пулей навылет, но, несмотря на болезненное состояние, продолжал руководить оборонительными работами, пока состояние его здоровья настолько ухудшилось, что он был вынужден оставить Севастополь.
Инженер-генерал граф Тотлебен Эдуард Иванович (1818-1884), герой Севастопольской обороны 1854-1855 гг., участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг., родился 8 мая 1818 года в Митаве (современный латвийский город Елгава), в семье немецкого дворянина, вынужденного заняться мелкой торговлей и ставшего купцом 3-й гильдии. Вскоре после рождения сына семья Тотлебенов переехала в Ригу, где Эдуард увлекся изучением крепостных укреплений, не ограничиваясь теорией, строил модели редутов по всем правилам инженерного искусства. Заметив наклонности сына, отец в 1832 г. отвез его в Петербург, где юноша поступил в Главное инженерное училище. Окончив это учебное заведение, Э.И. Тотлебен с 1840 г. служил поручиком в учебном саперном батальоне близ Петербурга. Там его способности заметил известный военный инженер генерал-адъютант К. Шильдер, который стал поручать ему различные сложные задания. Одним из них стала разработка трубной контрминной системы для борьбы с подземными минными галереями противника. За свои опасные, но необходимые опыты молодой инженер был удостоен первых наград - ордена Святого Станислава 3-й степени (1842 г.), ордена Святой Анны 3-й степени (1847 г.). Вскоре Эдуард Иванович получил возможность проверить свои знания и умения в боевой обстановке - в 1847-1849 годах он участвовал в Кавказской войне, где отличился при осаде хорошо укрепленных аулов Салты, Гергебиль и Ахты. За выказанное отличие его наградили орденом Святого Владимира 2-й степени. После возвращения в Петербург капитан Тотлебен некоторое время служил адъютантом у генерала Шильдера, а в 1851 году по его рекомендации был назначен начальником инженеров Гвардейского и Гренадерского корпусов.
В начале Крымской войны Эдуард Иванович находился в Дунайской армии, где он стал самым деятельным помощником Шильдера в организации надежной переправы войск генерала М.Д. Горчакова через Дунай. Во время осады крепости Силистрия после ранения Шильдера Тотлебен возглавил начатые осадные работы, 7 июня сумел взорвать весь фронт перед укреплениями этого города. Однако под нажимом Австрии, русским войскам пришлось снять осаду и отойти за Дунай.
В августе 1854 года Тотлебена перевели в Крымскую армию. Первоначально командовавший ею А.С Меншиков принял его холодно, разрешил остаться на время, но затем по достоинству оценил нового сотрудника, о чем и сообщил в Петербург: "Это весьма деятельный офицер, с военным взглядом, который ставит его выше обычных кирпичных дел мастеров". После высадки английских и французских экспедиционных сил под Евпаторией и поражения русских войск в сражении на реке Альме именно Тотлебену было поручено подготовить к обороне не имеющий серьезных фортификационных сооружений Севастополь. С поставленной задачей Тотлебен справился на отлично, хотя, предвидя поражение, в эти дни на случай своей гибели написал жене прощальное письмо. Тем не менее обязанности свои он выполнял добросовестно. В кратчайшие сроки на подступах к Севастополю строятся мощные форты, бастионы и люнеты, надежно прикрывшие главную русскую военно-морскую базу на Черном море. За проявленное усердие, спасшее тысячи русских жизней, Эдуард Иванович был произведен в чин инженер-полковника и награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Но лучшей наградой ему стали слова В.А. Корнилова: "В неделю сделали больше, чем прежде делали в год".
Во время обороны Севастополя Тотлебен руководил восстановлением разрушенных неприятельским огнем укреплений. На фронте в 7,5 км сформировалась разветвленная система ложементов, передовых окопов и редутов, тщательно приспособленных к местности. Они обеспечивали усиление ружейного огня, затрудняли противнику ведение осадных работ, способствовали производству вылазок, а главное - стали, по выражению Тотлебена, "ушами и глазами обороняющихся". Главные артиллерийские позиции Эдуард Иванович развернул на опорных пунктах-бастионах, приступив таким образом к осуществлению идеи "выноса крепостной артиллерии из фортов на промежутки".
Строительство и восстановление укреплений требовали постоянной изнурительной и опасной работы, и не все начальники стремились утомлять своих людей тяжелой физической работой. Некоторые из них пытались даже жаловаться на главного военного инженера. Однако их ждало разочарование. Узнав о причинах такого недовольства Нахимов, тот отреагировал на жалобу резко и решительно: "На Тотлебена-с?! Извольте идти вон-с". Отдавая должное своему помощнику, Павел Степанович не раз повторял: "А без Тотлебена мы пропали бы, непременно-с пропали бы". В марте 1855 года Эдуард Иванович получил эполеты генерал-майора. Однако борьба за Севастополь принимала все более ожесточенный характер. Неприятельские ядра и бомбы разрушали русские укрепления, убивали и увечили защитников города, в том числе саперов и их помощников, восстанавливавших разбитые бастионы. Они несли большие, зачастую невосполнимые потери. Гибли и получали раны и командиры, руководившие этими работами. 8 июня был ранен в ногу (навылет ниже колена) сам Тотлебен, но, покинув боевой строй, он еще два месяца находился в Севастополе, стесненном кольцом вражеской осады.
После оставления города и выздоровления Тотлебена направили в Николаев, который следовало укрепить на случай внезапного нападения врага на расположенные в этом городе адмиралтейство, верфи и склады. После выполнения в кратчайшие сроки (за 2 месяца) этого задания его перевели в Кронштадт для подготовки крепости к возможной атаке неприятельского флота и десанта. В 1856 - 1858 годах. Эдуард Иванович находился за границей, где знакомился с организацией инженерного дела во Франции, Бельгии, Голландии, Германии. По возвращении на родину Тотлебен был назначен директором Инженерного департамента Военного министерства. Он принял активное участие в реформировании русской армии, начатой новым военным министром России Дмитрием Алексеевичем Милютиным.
Вновь Эдуард Иванович отличился во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Назначенный начальником отряда обложения Плевны он возглавил ведущиеся под этой крепостью осадные работы. Он стремился добиться капитуляции крепости, организовав ее полную блокады и разрушив систему обороны противника. Под его руководством фронт линейного обложения Плевны был разбит на шесть участков (дистанций), созданы пояса укреплений, дороги для маневра, улучшена система снабжения осадных войск, отрыты окопы, землянки, проложены линии телеграфа. Умело расставленная артиллерия начала методично разрушать крепостные сооружения. Кольцо блокады стиснуло турецкий гарнизон, в городе начались болезни, голод, В ночь на 28 ноября 1877 года турки предприняли попытку прорваться, но, потеряв шесть тысяч убитыми, отступили и вскоре капитулировали. Узнав о сдаче противника, Эдуард Иванович не стал возвеличивать свои заслуги, скромно заметив: "Не я победил Османа, а голод".
В дальнейшем Тотлебен командовал Рущукским отрядом, а после окончания войны всей оставшейся в Болгарии русской армией. За проявленный в боях с неприятелем героизм Тотлебен был награжден орденами Святого Георгия 2-й степени и Святого Андрея Первозванного. В 1859 году по случаю 25-летия первой бомбардировки Севастополя он был возведен в графское достоинство. В том же году Эдуард Иванович стал членом Государственного совета, одесским генерал-губернатором и командующим войсками Одесского военного округа. В 1880 году Тотлебен получает новое назначение - виленского, ковенского и гродненского генерал-губернатора и командующего войсками Виленского военного округа.
Осенью 1882 года здоровье генерала пошатнулось и он получает отпуск для лечения за границей. Однако медицина оказалась не в состоянии спасти его жизнь. 19 июня 1884 года в местечке Зоден около Франкфурта-на-Майне Эдуард Иванович Тотлебен скончался. Останки его были доставлены в Севастополь и погребены на Братском кладбище, где хоронили павших защитников города.
Современники прозвали Тотлебена "русским Вобаном". Его биограф Н. Шильдер писал: "Тотлебен не обладал умом теоретика, это был по преимуществу ум-практик. Все соображения его подчинялись строгому расчету. При таком складе ума и дарований Тотлебен не сделал новых шагов и открытий в инженерной науке, но он умел только с необыкновенным искусством пользоваться обстоятельствами и применяться к ним".
Граф (1879), генерал-адъютант (1855), военный инженер-генерал (1869). Один из первых людей, удостоенных звания Почетный гражданин Севастополя «За вклад в дело защиты города Севастополя и проявленное усердие» (решение городской думы от 1866 года).
Родился 8 мая 1818 года в семье купца 2-й гильдии, лютеранин. В возрасте 10 лет был помещен в пансион доктора Гюттеля - лучшее частное учебное заведение в Риге того времени.
В 1832 г. отец определил Эдуарда Ивановича в Главное инженерное училище в С -Петербурге.
1836 г. его произвели в полевые инженер-прапорщики но спустя два месяца отчислили по болезни на службу в Рижскую инженерную команду. После лечения дома в ноябре 1836 г. Тотлебен вернулся в С.-Петербург. Проучившись, год в младшем офицерском классе и получив в 1838 г. при переходе в старший класс чин подпоручика, он снова заболел, что помешало окончить «полный курс наук» в училище.
5.02.1838 г. Тотлебена вновь отчислили от инженерного училища в Рижскую инженерную команду. В апреле 1839 г. его по личной просьбе перевели поручиком в гренадерский саперный батальон, а в июле 1840 г. в учебный саперный батальон . Здесь происходит встреча Эдуарда Ивановна с генерал-адъютантом К. А. Шильдером, оказавшая большое влияние на дальнейшую судьбу Тотлебена. Генерал быстро оценил знания и старание по службе молодого офицера и поручил ему заняться изучением и практическими вопросами контр-минной войны, как средства для восстановления равновесия между осадой и обороной крепостей.
В 1845 г. за отличие по службе Э. И. Тотлебена досрочно произвели в штабс-капитаны, в 1848 г. командировали на Кавказ, где он принял участие в боевых действиях против горцев. На Кавказе Тотлебен отличился при взятии аулов Гергебиля и Чоха, за что в 1849 г. был произведен в капитаны и награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом .
В 1850 г. Эдуарда Ивановича перевели во 2-й саперный батальон с назначением адъютантом к начальнику инженеров Действующей армии генерал-адъютанту Шильдеру.
В 1851-1853 гг. Тотлебен служил в управлении начальника инженеров Гвардейского и Гренадерского корпусов, 16.01.1854 г. был произведен в подполковники и назначен на Дунай в Действующую армию. Пять месяцев Эдуард Тотлебен провел в траншеях при осаде турецкой крепости Силистрия, исполняя должность траншей-майора. За мужество и героизм его наградили орденом Св. Георгия 4-й степени и представили к званию полковника .
После получения главнокомандующим Южной армией кн. М. Д. Горчаковым известий о намерении союзников высадиться в Крыму, он вызвал Тотлебена к себе. «Поезжайте сейчас в Севастополь и осмотрите в каком положении он находится, - сказал Горчаков. - Вот Вам письмо князю Меншикову в котором сказано, что посылаю ему лучшего ученика Шильдера, военного инженера, изучившего основательно военное искусство но благоразумнее своего наставника в применении, - человека, знающего свое Дело, и испытанной храбрости. Я прошу князя задержать вас только в том случае, если он найдет нужным удержать вас при себе, в противном случае прошу немедленно отправить вас обратно ко мне, поскольку я в вас нуждаюсь» .
10.08.1854 г. Эдуард Иванович прибыл в Севастополь и вечером того же дня явился к кн. А. С. Меншикову. Прочитав письмо кн. Горчакова, главнокомандующий военно-сухопутными и морскими силами в Крыму кн. Меншиков сообщил свое решение Тотлебену: «Отдохните после дороги, а затем поезжайте к своему князю на Дунай» (5, с. 259, 262). Решив добросовестно выполнять наказ кн. Горчакова, подполковник Тотлебен на другой день приступил к осмотру береговых батарей. Меншиков, узнав о восторженных отзывах Эдуарда Тотлебена об обороне города с моря, отметил в разговоре со своим адъютантом: «Сюда приехал из Дунайской армии саперный офицер и очень мне понравился. Он там состоял при Шильдере, и кажется, был его любимцем, что само по себе уже выгодно его рекомендует» .
На следующий день Эдуард Иванович был приглашен к князю на обед после которого Меншиков разрешил ему осмотреть укрепления Севастополя и с сухопутной стороны. Слабость этих укреплений была очевидной, что послужило предметом разговора с главнокомандующим. После обсуждения этого вопроса кн. Александр Сергеевич отметил: «Первого инженера встречаю дельного и скромного». Не получив от Меншикова никаких поручений, Тотлебен на правах волонтера стал ежедневно объезжать Севастопольские укрепления и составлять свой план защиты города с суши. Нередко в этих поездках он сопровождал кн. А. С. Меншикова.
Получив известие о появлении союзного флота с десантом, 2 октября 1854 г. русские войска двинулись к реке Альме. Для усиления обороны Севастополя начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В. А. Корнилов прекратил все портовые работы и распределил рабочих по сухопутным укреплениям, строительство которых он поручил Тотлебену. Эдуард Иванович по приказу адмирала Корнилова превратился из волонтера в «распорядителя работ» по укреплению Северной стороны, а затем и Южной . В.А. Корнилов убедился на деле в инженерном таланте Тотлебена. Он признал в нем инженера-практика, способного создать оборонительную линию на глазах многочисленной неприятельской армии, которая могла ежечасно попытаться ворваться в почти беззащитный город.
Э. И. Тотлебен приступил к строительству укреплений и совершенствованию оборонительной линии на всех направлениях всеми возможными средствами, способными затруднить штурм. На опорных пунктах он решил установить мощную артиллерию, соединить эти пункты траншеями для ружейной стрельбы, усилив их там, где необходимо, батареями. Все подступы к городу защищались фронтальным и фланговым огнем, как пушечным так и ружейным.
Ежедневно от 5 до 6 тыс. рабочих днем и ночью строили укрепления Севастополя. Не ожидая окончания постройки батарей, на них устанавливали орудия.
15.09.1854 г. Эдуард Иванович написал жене письмо, в котором он прощался с семьей, считая себя и гарнизон обреченным на смерть.
Спустя 3 дня настроение Тотлебена меняется: «В настоящее время обстоятельства улучшились; батареи растут как грибы… Неприятель кажется, в нерешительности, так как без значительных потерь взять Севастополь нельзя.» .
Ежедневно адмирал В. А. Корнилов и Э. И. Тотлебен совместно обсуждали вопросы, касающееся защиты Севастополя, после чего начальник штаба гарнизона приказывал исполнять то, что предлагал инженер. Военный историк генерал Н. Шильдер, автор двухтомной биографии Э. И. Тотлебена, так кратко и емко характеризовал его деятельность в Севастополе: «Тотлебен не обладал умом теоретика, это был по преимуществу ум - практик. При таком складе ума и дарований Тотлебен не сделал новых шагов и открытий в инженерной науке, но он умел только с необыкновенным искусством пользоваться обстоятельствами» .
21 сентября 1854 г. кн. Меншиков в письме Николаю I с особой похвалой отзывался об Эдуарде Тотлебене: «Не могу не засвидетельствовать перед Вашим Величеством о примерном усердии и знании своего дела этого офицера» . В конце сентября кн. Меншиков сообщал кн. Горчакову: «Стараниями Тотлебена Севастопольские укрепления значительно усилены, и вам я благодарен как за величайшую услугу, за то, что послали мне сюда Тотлебена» .
Сразу после начала строительства французами и британцами осадных батарей Эдуард Иванович предложил усилить артиллерию на оборонительной линии таким образом, чтобы русские контр-батареи были построены ранее неприятельских с числом орудий вдвое большим, чем у противника. Несколько позднее, в конце 1854 г., Тотлебен сравнивал осаду Севастополя с шахматной партией одинаково сильных игроков, которые не в состоянии поставить друг другу мат, и с уменьшением числа фигур продолжают находиться в одинаково хорошем пли плохом положении.
21 сентября 1854 г. Эдуарда Ивановича назначили начальником инженерной службы Севастопольского гарнизона и произвели в полковники . Спустя неделю, 5.10.1854 г., во время первой бомбардировки Севастополя союзниками оборонительные сооружения города, построенные по планам и под руководством Тотлебена, сдавали свой первый экзамен.
В ходе артиллерийской дуэли практически все французские батареи были подавлены русскими моряками-артиллеристами, но британцы обладавшие лучшей осадной артиллерией в мире, смогли разрушить 3-й бастион и нанести серьезные повреждения другим укреплениям Корабельной стороны. И все же гарнизон выстоял. Вклад Тотлебена в дело обороны города во время первой бомбардировки Николай I оценил производством во флигель-адъютанты .
24 октября 1854 г., во время Инкерманского сражения, находясь при отступлении русских войск в арьергарде, Тотлебён принял на себя командование частью пехоты и не позволил британцам захватить полевую артиллерию защитников .
Осенью-весной 1854-1855 гг. полковник Тотлебён спланировал и построил вторую линию опорных пунктов на Городской стороне (Чесменский, Ростиславский, Язоновский редуты), систему ложементов впереди редута Шварца и 4-го бастиона, возглавил контр-минную войну перед 4-м бастионом. Ни один шаг в подземной войне не делался без ежедневных указаний Эдуарда Ивановича. По мнению Э. И. Тотлебена, успехи русской контр-минной войны перед 4-м бастионом способствовали продлению осады города по меньшей мере на 5 месяцев . В ночь с 10 на 11 февраля 1855 г. на восточном берегу Килен-балки под руководством Эдуарда Ивановича защитники города заложили редут, названный Селенгинским, рядом с ним в ночь с 16-го на 17-е Волынский редут, а в ночь с 26-го на 27-е февраля 1855 г. - Камчатский люнет перед Малаховым курганом.
Полковник Генерального штаба А. Э. Циммерман свидетельствовал, что во время перемирия французские и британские офицеры «с живейшим любопытством просили показать им Тотлебена» .
В апреле 1855 г. флигель-адъютант Его Величества полковник Эдуард Тотлебён был произведен в генерал-майоры с назначением в Свиту Его Величества . По приказу Александра II имя Тотлебена было выбито на мемориальной мраморной доске в Николаевском инженерном училище .
Сразу же после получения известия об успешном отражении гарнизоном Севастополя штурма 6.06.1855 г. Император прислал в осажденную крепость два ордена Св. Георгия 3-й степени, одним из которых был награжден Эдуард Иванович «в воздаяние примерных трудов по возведению Севастопольских укреплений, составляющих образец инженерного искусства, и в награду блистательной храбрости и мужественного хладнокровия, оказанных 6 июня при отражении неприятельского штурма» .
8 июня 1855 г., вечером, спускаясь с Малахова кургана к батарее Жерве, генерал-майор Тотлебён был ранен британской штуцерной пулей в правую ногу ниже колена. Его тотчас на носилках перенесли на квартиру на Екатерининской улице напротив церкви Михаила Архангела. Здесь рана была осмотрена доктором Гюбенетом. На следующий день неприятельская бомба упала во дворе дома Тотлебена, оставаться в нем стало не безопасно, но Эдуард Иванович не захотел переезжать на Северную сторону. Его перевезли в казематы Николаевской батареи, где здоровье начальника инженерной службы Севастопольского гарнизона стало заметно ухудшаться. Тогда по настоянию врачей генерала Тотлебена отправили на хутор помещика Сарандинаки в долине Бельбека в 11 верстах от Севастополя. Там он находился до конца осады .
Северной стороне, Эдуард Иванович выехал в Симферополь, где он намеревался провести зиму и окончательно поправиться. Но Александр II приказал Тотлебену прибыть в Николаев «для приведения города в оборонительное положение» , сделав его своим генерал-адъютантом. Напряженная служба в Николаеве пагубно сказалась на самочувствии Тотлебена, в конце ноября 1855 г. его перевели в С.-Петербург, где назначили помощником Его Величества Генерал-инспектора по инженерной части, поручив руководство инженерной обороной Кронштадта.
14 ноября 1855 г. генерал-адъютант Тотлебен прибыл в столицу здесь ему был оказан самый восторженный прием. В начале 1856 г. семипалатинский прокурор А. Е. Врангель передал Э. И. Тотлебену письмо политического ссыльного Ф. М. Достоевского, который в это время служил солдатом в Сибирском линейном №7 батальоне, расквартированном в Семипалатинске. Тотлебен и Достоевский были знакомы. В 1841 г. после окончания Главного инженерного училища Федор Михайлович проживал в С.-Петербурге на одной квартире с товарищем по классу Адольфом Тотлебеном, младшим братом будущего героя «Севастопольской страды». Естественно, старший брат не раз посещал скромную квартиру на Караванной улице близ Манежа, где он познакомился с Достоевским и не раз с ним встречался. Видимо, между ними сложились неплохие отношения, поскольку прочитав письмо, Эдуард Иванович обратился с просьбой к Александру II о помиловании политического преступника Ф. М. Достоевского.
Следствием этого ходатайства явилось производство Федора Михайловича в прапорщики, возвращение дворянства, а в марте 1859 г. увольнение от военной службы с разрешением заниматься «писательским делом» .
После заключения Парижского мира в марте 1856 г. генерал-адъютант Тотлебен инспектировал крепости в России, изучал различные фортификационные сооружения в Европе.
Вскоре после возвращения из заграничной командировки, в 1859 г. его назначили директором Инженерного департамента Военного министерства, а в 1863 г. после создания Главного инженерного управления - товарищем ЕИВ Генерал-инспектора по инженерной части. .
Собрав группу наиболее образованных военных инженеров и артиллерийских офицеров - участников обороны Севастополя 18 54-1855 гг., Эдуард Иванович поручил им составление истории этой обороны. Трехтомный труд под названием «Описание обороны г. Севастополя, составлено под руководством генерал-адъютанта Тотлебена» был издан в С.-Петербурге в 1863-1872 гг. Впоследствии он был переведен на многие европейские языки. До сих пор названная работа является одним из лучших источников по истории обороны Севастополя 1854-1855 г.
После выхода в свет первого тома в 1863 г. Эдуарду Тотлебену было Высочайше пожалован 4 683 десятины земли из казенных участков в Самарской губернии . В 1869 г. в С-Петербурге проходила традиционная встреча ветеранов обороны Севастополя - «Севастопольский обед», распорядителем которого был генерал-адъютант Тотлебен. На этой встрече встал вопрос о создании в Севастополе музея Севастопольской обороны. Во время обеда Э. И. Тотлебен объявил о том, что «сочувствуя идее создания более чем кто-либо другой, он принесет в дар для будущего музея свой дом в Севастополе» .
В этом же году для проведения подготовительных работ по устройству музея в столице был создан Особый Комитет. Его первым председателем стал Тотлебен. 14 сентября 1869 г., музей, получивший название «Севастопольский», торжественно открыли. Он находился в доме Эдуарда Ивановича 25 лет.
В 1869 г. Тотлебена произвели в инженер-генералы. Он по-прежнему продолжал заниматься инспекциями. В сентябре 1876 г., накануне новой войны с Турцией, Александр II вызвал Э. И. Тотлебена в Ливадию и назначил «главным распорядителем по обороне Черноморского побережья». Генерал взялся за дело с характерной для него энергией: керченские, очаковские, одесские и севастопольские береговые укрепления были усилены новыми батареями.
С началом войны 1877-1878 гг. генерал-адъютанту Тотлебену поручили довооружить крепости и порты Балтийского моря, однако, после третьего неудачного штурма турецкой крепости Плевна 2 сентября 1877 г., вызвали на Дунайский театр.
15 сентября Эдуард Иванович прибыл в Горный Студень. На следующий день Император Александр II собрал военный совет, на котором было решено бросить главные силы русской армии против Плевны, а Тотлебена направить к Плевне ознакомиться с ситуацией.
Оперативно разобравшись в сложной обстановке, Эдуард Тотлебен принимает единственное верное решение - прекратить штурмовать эту очень сильную крепость и организовать ее блокаду. План Тотлебена был Высочайше одобрен, и он приступил к его осуществлению, первым делом отлично организовав тылы русского осадного корпуса.
К 20 ноября 1877 г. все запланированные сооружения были завершены, а через несколько дней последовала попытка гарнизона во главе с Осман-пашей вырваться из окружения. Она была успешно ликвидирована и турецкие войска вынуждены сдаться в плен. На следующий день Император собственноручно «возложил» на Э. И. Тотлебена орден Св. Георгия 2-й степени .
В 1878 г. Тотлебен был назначен главнокомандующим русскими войсками на Балканах, через год - временным Одесским генерал-губернатором, а в 1879 г. - командующим войсками Одесского военного округа.
5 октября 1879 г., в день 25-летия первой бомбардировки Севастополя Александр II возвел генерал-адъютанта Э. И. Тотлебена с нисходящим его потомством в «Графское Российской Империи достоинство». В Одеcce граф Тотлебен оставался недолго и 11 мая 1880 г. был назначен Виленским, Ковенским и Гродненским генерал-губернатором и командующим войсками Виленского военного округа. Однако за время, проведенное в Новороссии, Эдуард Иванович успел разгромить партию «Народной воли», за что ее исполкомом был приговорен к смертной казни, как «злейший враг русского народа» Две попытки привести приговор в исполнение успеха не имели .
Весной 1882 г. в С-Петербурге Тотлебен простудился и заболел воспалением легких. Выздоровев, он вернулся в Вильну, но к осени состояние графа ухудшилось и Эдуард Иванович уехал заграницу лечить астму и болезнь глаз. После операции в г. Вюрцбурге в Германии зрение восстановилось, но общее состояние продолжало оставаться критическим.
Зиму 1883-1884 г. граф Тотлебен с семейством провел в Висбадене, весной переехал в прусский курорт Соден, где скончался 19 июня 1884 г. На российской границе на станции Вержболово гроб с останками героя Севастополя и Плевны был встречен гражданской и военной делегациями. Тело в траурном вагоне привезли сначала в Вильну, затем в имение Кейданы, Ригу и, наконец, в Севастополь, где 5 октября 1884 г., в день 30-летия первой бомбардировки Севастополя оно было предано земле на Братском кладбище на Северной стороне .
19 июля 1890 г. на могиле Э. И. Тотлебена состоялось открытие памятника, сооруженного по Высочайшему повелению на средства Инженерного ведомства по проекту академика архитектуры А. А. Карбоньера. Он представлял из себя стилизованную часовню из серого мрамора, опирающуюся на массивный склеп из черного гранита. Этот памятник, выполненный в мастерской Менциони в Одессе, относительно неплохо сохранился до наших дней
В 1886 г. набережная вдоль Южной бухты в Севастополе была названа Тотлебеновской (с 1921 г. - ул. Лермонтова) , а 5 августа 1909 года при подъеме на Исторический бульвар к 4 бастиону открыли ещё один памятник Э. И. Тотлебену авторами которого являлись А. А. Бильдерлинг и П. Н. Шредер. Общая высота монумента - 13,75 м, высота бронзовой скульптуры генерал-адьютанта Тотлебена - 5,3 м. . И поныне этот памятник является одним из лучших в Севастополе.
В 1930-е гг. склеп Тотлебена был вскрыт, а бренные останки национального героя России и Болгарии выброшены из цинкового гроба, конфискованного «для нужд индустриализации». Теперь, конечно, уже нельзя установить, кто собрал поруганный прах и предал его земле рядом со склепом . После захвата Севастополя в июле 1942 г. войсками вермахта этот факт стал известен германскому командованию. 27 июня 1943 г. на Братском кладбище было произведено торжественное перезахоронение останков выдающегося российского инженера, последнего, кто не будучи членом царской фамилии имел честь стать кавалером ордена Св. Георгия 4-й, 3-й и 2-й степеней. Будем надеяться, что они навсегда обрели свой покой.
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
||
 |
||
 |
Биография
Участие Тотлебена в Восточной войне представлено в Плевенской панораме . Его именем названо село в Плевенской области - Тотлебен , а также улицы и учреждения по всей стране.
Поздние годы
5 апреля 1879 году назначен был временным одесским генерал-губернатором , а 1 сентября того же года - командующим войсками Одесского военного округа . После заступления в должность в Одессе с чрезвычайным рвением приступил к искоренению революционной крамолы во всех её проявлениях.
5 октября 1879 года возведён в графское достоинство.
18 мая 1880 года назначен генерал-губернатором в Северо-западный край (виленским, ковенским и гродненским генерал-губернатором). В этом качестве прослужил недолго. Уже в 1882 году был вынужден выехать за границу для лечения.
В Кедайняй в принадлежавшем ему с 1866 года имении, в 1880-1882 годах устроил парк, соорудил дворец и минарет в память войн с турками напоминающий о минарете в Плевне . Это сооружение сохранилось до сих пор в городском парке. Минарет породил местные предания, в частности, о том, что он построен для удовлетворения религиозных потребностей любовницы турчанки.
Жена (с 23.02.1852) - Викторина Леонтьевна фон Гауф (1833-1907), дочь и наследница гессен-дармштадтского генерального консула в Петербурге барона Людвига фон Гауфа . С 1904 года кавалерственная дама ордена Св. Екатерины (малого креста) . В браке имели 3 сыновей и 10 дочерей.
Память
Награды
- Орден Святого Владимира 4-й степени с бантом (1851);
- Орден Святого Георгия 4-й степени (1854);
- Знак отличия «За XV лет беспорочной службы» (1854);
- Орден Святого Георгия 3-й степени (1855);
- Орден Святого Станислава 1-й степени (1856);
- Орден Святой Анны 1-й степени (1859);
- Алмазные знаки к Ордену Святого Александра Невского (1871);
- Орден Святого Владимира 1-й степени (1874);
- Орден Святого Георгия 2-й степени (1877);
- Бриллиантовые знаки к ордену Святого Андрея Первозванного (1883).
Иностранные:
- Военный орден Вильгельма , командорский крест (Нидерланды, 1853);
- Орден Красного орла 1-й степени с мечами (Пруссия, 1864);
- Орден Розы , большой крест (Бразилия, 1865);
- Орден Изабеллы Католической , большой крест (Испания, 1865);
- Орден Леопольда I , большой крест (Бельгия, 1865);
- Орден Льва и Солнца , большой крест (Персия, 1869);
- Орден «Pour le Mérite » (Пруссия, 1873);
- Австрийский орден Леопольда , большой крест (Австро-Венгрия, 1874);
- Орден Вендской короны , большой крест (Мекленбург-Шверин , 1876);
- Орден Красного орла , большой крест с мечами (Пруссия, 1876);
- Орден Таковского креста , большой крест (Сербия, 1878);
- Золотая медаль «За храбрость» (Сербия, 1878);
- Черногорская медаль (1878);
- Орден Слона (Дания, 1879);
- Орден Князя Даниила I , большой крест (Черногория, 1882).
Главные научно-литературные труды
- (со многими сотрудниками, ).
- Записка к проектам вооружения сухопутных крепостей.
- О вооружении приморских крепостей.
Напишите отзыв о статье "Тотлебен, Эдуард Иванович"
Литература
- Список генералам по старшинству на 1 июня 1884, СПб 1884.
- Шильдер, Николай Карлович . Граф Э. И. Т., его жизнь и деятельность.
- Журнал военных действий в Крыму, сентябрь-декабрь 1854 года / сост. А. В. Ефимов. - Симферополь: АнтиквА, 2010. - 192 с.: ил, карты, портр. - (Архив Крымской войны 1853-1856). 500 экз.
- A. Brialmont. Le général comte Totleben, sa vie et ses travaux.
- // Герои и деятели Русско-турецкой войны 1877-1878. - Изд. В. П. Турбы. - СПб. , 1878. - С. 143-157.
- Дубровин. Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя.
Примечания
Ссылки
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
- в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital (нем.)
|
||||||
| Данные в этой статье приведены по состоянию на конец XIX века (требуется перевод в современные единицы измерения). |
Отрывок, характеризующий Тотлебен, Эдуард Иванович
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l"etat de ses troupes dans les differents corps d"annee que j"ai ete a meme d"observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l"esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l"interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu"on rallie l"armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l"artillerie qui n"est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l"on n"y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d"Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J"ai assez fait l"Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C"est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c"est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n"y a qu"un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n"y a qu"un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.