Что из себя представляет онегинская строфа. Старт в науке

Определение «онегенской строфы». Это строфа, которой был написан роман в стихах Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин», 14 строк четырёхстопного ямба. В основу строфы был положен сонет — 14-строчное стихотворение с определённой рифменной схемой.

Четырехстопный пушкинский ямб в «Евгении Онегине» (далее именуемый онегинской строфой), как и в других произведениях поэта, обладает необычайным разнообразием, он очень гибок, он меняет свой ритм и звучание в соответствии с содержанием той или иной строфы, того или иного эпизода. Из огромного количества стихов, составляющих 8 глав романа приблизительно только одна четвертая часть сохраняет все 4 ударения.

В остальных трех четвертях общего количества стихов поэт применяет самые разнообразные вариации, получаемые благодаря пропуску тех или других ударений в ямбической схеме. Кроме того, вносят разнообразие применяемые поэтом «переносы», когда стих не совпадает с синтаксическим делением речи. Наконец, в необходимых случаях это разнообразие стиха создается соответствующей инструментовкой, использованием аллитераций и ассонансов.

Приведем несколько примеров.

Возьмем две строфы из V главы — описание бала в доме Лариных.

Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой

В первых двух стихах обычная схема четырехстопного ямба изменена: оставлено только 2 сильных ударения в каждом стихе. Невольна и

следующие стихи читаются с пропусками тех же ударений, в соответствии с «заданным» ритмом:

… Кружится вальса вихорь шумный;
Уета мелькает за четой.

Равномерные пропуски ударений на одних и тех же местах метрической схемы создают замедленный и плавный ритм, хорошо подходящий к изображению плавного танца. Но вот в следующей строфе идет описание мазурки:

Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале все дрожало,
Паркет трещал под каблуком…

Сразу изменился характер стиха. Почти все ударения метрической схемы четырехстопного ямба встали на свое место. Это сделало ритм стиха более энергичным. В результате возникает яркая, живая картина мазурки. Музыкальность стиха «Евгения Онегина», достигаемая богатым ритмическим узором, «вышиваемым по канве» четырехстопного ямба, и отбором слов не только нужного значения, но и соответствующего звучания, начинается с первой же главы романа. Так, в описании начала спектакля: «И взвившись занавес шумит»
— аллитерация, создающая впечатление поднимающегося занавеса.

В XXIII строфе главы второй, в портрете Ольги:

Как поцелуй любви мила;
Глаза, как небо, голубые,
Улыбка, локоны льняные

пропуск метрических ударений и постоянное повторение плавного эвука «Л» придает стиху своеобразный оттенок легкости, вполне соответствующий характеру нарисованного портрета. В качестве примера использования переносов для создания впечатления быстрого порывистого движения, взволнованности, можно привести стихи из строфы XXXVIII главы третьей:

Вот ближе! скачут … и на двор
Евгений «ах!» — и легче тени
Татьяна прыг в другие сени …
Таких примеров можно найти много.

Прежде чем разъяснять своеобразие «онегинской строфы», следует напомнить о том, что называется строфой вообще: часть стихотворения, состоящая из двух или нескольких стихов, объединенных одной темой, системой рифмовки и повторяющимся метрическим строением. В зависимости от количества и определенного чередования рифм, строфы называются двустишиями, трехстишиями (терцины), четверостишиями (катрены) и т. д. Читая и разбирая лирические произведения Пушкина, мы уже имели дело с различными строфами (например, с четверостишием в «Анчаре», с восьмистишием (октавой) в «Осени»).

Зачем Пушкину понадобилась для «Евгения Онегина» новая, специально изобретенная им строфа? Дело в том, что обычная, чаще всего — короткая строфа лирических стихотворений не могла быть подходящей для романа в стихах, для эпического произведения, рисующего разнообразные картины действительности, «энциклопедии русской жизни». Обойтись совсем без строф в таком большом произведении, конечно, трудно. Нужно было создать длинную, емкую строфу, которая позволила бы вместить какую-то законченную мысль, целый эпизод или картину, например — законченный пейзаж.

Поэт и обращается к 14-строчной строфе. Но если в такой большой строфе применять одну систему рифмовки (например, только перекрестную или только парную рифму) — это будет слишком однообразно.:

И Пушкин создает строфу, в которой последовательно применяются три наиболее распространенных способа рифмовки. Итак, «онегинская строфа» состоит из трех четверостиший с перекрестной, парной и опоясывающей рифмовкой и заключительного двустишия. Такая система рифмовки придает строфе изящество, легкость. Все строфы романа, за исключением письма Татьяны, письма Онегина и песни девушек, где «онегинская строфа» не используется, строго выдерживают созданную Пушкиным строфическую схему.

Это свидетельствует об огромном и упорном труде поэта, о тонкой, можно сказать, ювелирной отделке текста произведения. В результате в форме романа, весьма продуманной, усилено стилевое единство, которому подчинены все главы. Каждая строфа романа представляет нечто, в известной степени, законченное. В соответствии с этим нередко последнее двустишие строфы является как бы смысловым заключением, обобщением, иногда оно звучит, как афоризм

Онегинская строфа. Думаю, можно дальше ничего не объяснять. Ведь практически все читали в школе «Евгения Онегина», а некоторые и наизусть что-то помнят. Поэтому, можете все просто скопировать образец и написать свою «онегинскую строфу». Но для тех, кому интересны подробности и особенности связанные с этой стихотворной формой, я дам более подробные пояснения.
Итак, что такое «онегинская строфа»? В справочнике значится следующее:
Это твёрдая форма в русской лиро-эпической поэзии, впервые введённая в неё А. С. Пушкиным в романе «Евгений Онегин».
То есть, это одна из распространенных твердых форм, популярных в русской поэзии. В этой форме писали свои стихи, помимо Пушкина, такие авторы, как Вячеслав Иванов, Максимилиан Волошин, Михаил Лермонтов и даже многие зарубежные авторы; например, «онегинской строфой» написан роман в стихах англо-индийского поэта Викрама Сета «Золотые ворота».
Многие специалисты причисляют ее (онегинскую строфу) к разновидности сонета. И во многом они правы, ведь в этой строфе 14 строчек (стихов), как в любом классическом сонете. Чем-то она похожа на обычный шекспировский сонет, но отличается от него системой рифмовки в катренах (четверостишиях). В этой специфичной рифмовке и заключается особенность «онегинской строфы». Теперь подробнее:
Рифменная схема онегинской строфы выглядит так: AbAb CCdd EffE gg (заглавными буквами обозначена женская рифма, строчными – мужская). В этой поэтической форме чередование мужской и женской рифм обязательно! Причем делать это нужно в той последовательности, в которой она задана у Пушкина в «Евгении Онегине».
Можно изобразить это примерно так:
жен
муж
жен
муж

Жен
жен
муж
муж

Жен
муж
муж
жен

Муж
муж

Система рифмовки такая: в первом четверостишии – перекрестные рифмы (женская и мужская), во втором четверостишии – смежные (две женские и две мужские), в третьем – охватные (опоясывающие); заканчивается строфа двустишием с мужской рифмой.
Предпочтительный размер для этой формы – четырехстопный ямб. Это довольно простой и распространенный размер.
В некоторых источниках дается следующая рекомендация, в отношении содержания этой поэтической формы:
«Обычно первое четверостишие в онегинской строфе дает тему, второе - развитие этой темы, третье - кульминацию, двустишие - концовку».
Но соблюдение этого «плана» уже не обязательно, так как четких правил в этом отношении нет – тут все на усмотрение автора. И помните, у вас всегда есть хороший образец для вашей собственной «онегинской строфы» – это бессмертные строки из романа в стихах «Евгений Онегин», написанного нашим …. ну сами знаете кем!
А вот мой вариант этого стихотворения:

Изящен слог строфы поэта:
Всего четырнадцать стихов.
В ней аксельбанты, эполеты
И лоск приталенных шелков.

Онегинской строфы рифмовка
В трех видах щеголяет ловко.
И люд простой, и высший свет –
Все знают Пушкина сонет!

Со школы чудная «поэма»
В сердцах читателя горит.
Взращенный классикой пиит
Пленяет душу, словно демон.

И ты, мой друг, талант раскрой,
Блеснув «онегинской строфой»!

) Пушкиным было взято строфическое строение (три катрена и заключительное двустишие), от «итальянского» («петраркианского») сонета - принцип упорядоченности рифменной схемы. Однако, в отличие от сонетной традиции, в которой упорядочение рифмы шло по линии связывания катренов между собой рифменными цепями, Пушкин упорядочил саму систему рифмовки: в первом катрене она перекрёстная, во втором - парная, в третьем - опоясывающая . Рифменная схема онегинской строфы выглядит так: AbAb CCdd EffE gg (прописными буквами традиционно обозначается женская рифма , строчными - мужская).

«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же чёрт возьмёт тебя?»

Онегинская строфа после Пушкина

Непосредственным продолжателем пушкинской идеи выступил Михаил Лермонтов , написавший онегинской строфой поэму «Тамбовская казначейша» , начинающуюся соответствующим объяснением по этому поводу:

Пускай слыву я старовером,
Мне всё равно - я даже рад:
Пишу Онегина размером;
Пою, друзья, на старый лад.
Прошу послушать эту сказку!
Её нежданую развязку
Одобрите, быть может, вы
Склоненьем лёгким головы.
Обычай древний наблюдая,
Мы благодетельным вином
Стихи негладкие запьём,
И пробегут они, хромая,
За мирною своей семьёй
К реке забвенья на покой.

В дальнейшем, к онегинской строфе обращались такие авторы, как Вячеслав Иванов , Максимилиан Волошин , Юргис Балтрушайтис , Валерий Перелешин . В ряде случаев одиночную онегинскую строфу представляло собой отдельное стихотворение, и, таким образом, онегинская строфа использовалась как твёрдая форма .

Онегинская строфа в иноязычной поэзии

Наиболее известным иноязычным произведением, написанным онегинской строфой, является, по-видимому, роман в стихах англо-индийского поэта Викрама Сета «Золотые ворота» (англ. The Golden Gate ; ), состоящий из 690 строф четырёхстопного ямба, выдерживающего положенную рифменную схему. Сюжет романа - жизнь и быт компании молодых яппи из Сан-Франциско в начале 1980-х годов.

To make a start more swift than weighty,
Hail Muse. Dear Reader, once upon
A time, say circa 1980,
There lived a man. His name was John.
Successful in his field though only
Twenty-six, respected, lonely,
One evening as he walked across
Golden Gate Park, the ill-judged toss
Of a red frisbee almost brained him.
He thought, «If I died, who’d be sad?
Who’d weep? Who’d gloat? Who would be glad?
Would anybody?» As it pained him,
He turned from this dispiriting theme
To ruminations less extreme.

Формальный выбор Сета был определён знакомством с английским переводом «Евгения Онегина» (строфой и размером оригинала), который был выполнен Чарлзом Хепбёрном Джонстоном и издан в 1977 году .

Впрочем, ранее онегинская строфа уже была использована по-английски Владимиром Набоковым , сочинившим стихотворение «О переводе „Евгения Онегина“» (англ. On Translating Eugene Onegin ), в двух строфах которого объясняется решение Набокова перевести пушкинский роман на английский язык прозой. Онегинской строфой написаны также стихотворение Джона Столлуорси «Щелкунчик» (англ. The Nutcracker ; ), посвящённое Исайе Берлину , и книга Дианы Бургин «Ричард Бургин. Жизнь в стихах» (англ. Richard Burgin. A Life in Verse ; ) - беллетризованная биография отца автора, американского музыканта российского происхождения Ричарда Бургина (1892-1981). В этих случаях «русский след» в англоязычной онегинской строфе совершенно очевиден: Столлуорси, наряду с собственным поэтическим творчеством, переводил русскую поэзию (в частности, Александра Блока), а Бургин известна как филолог-русист и переводчик (в частности, Марины Цветаевой). Текст Бургин содержит многочисленные аллюзии на пушкинский оригинал, использует характерные для «Евгения Онегина» ритмико-синтаксические конструкции и т. п.:

My father, full of marvelous stories,
At eighty-seven had a stroke,
And left untold the joys and worries
He’d lived, of which he rarely spoke.
His reticence evoked adorement,
But oh, my goodness, what a torment
To realize I would never know
The life he played pianissimo .
What unbelievable frustration -
To guess at what was left unsaid,
To learn the relatives were dead
Who might confirm my inspiration,
To muse and question in remorse:
How could I fail to ask my source!

Источники

Напишите отзыв о статье "Онегинская строфа"

Литература

• А. С. Пушкин.
• М. Ю. Лермонтов.
• Вячеслав Иванов.
• Vladimir Nabokov.
• М. Л. Гаспаров. Русские стихи 1890-х-1925-го годов в комментариях . - М .: «Высшая школа», 1993. (Параграф )

Отрывок, характеризующий Онегинская строфа

Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.

С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…

Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».

Стихотворная форма романа потребовала от Пушкина упорной работы над стихом. Повествование и лирика соединились в самом стихе. Обыденность жизни и высокие нравственные принципы, рождаемые ею, ирония по отношению к главному герою и лирическое волнение автора, разговорность и книжность речи заставили Пушкина обратиться к наиболее распространенному в русской поэзии и любимому поэтом размеру – четырёхстопному ямбу. Ямб был нужен Пушкину и для придания поэтической речи разговорного характера. Поэт необычайно разнообразил четырёхстопный ямб, придав ему исключительную гибкость и емкость.

Необходимость единства повествовательного и лирического начал привела Пушкина к созданию новой строфической формы.

Поэт делает строфу относительно самостоятельным произведением и достигает таким способом единства повествования и лирики не только в каждой строфе, но и в целой главе и во всём романе. Пушкин ведет с читателœем непринужденный разговор, и в связи с этим законченность каждой строфы приобретает важное значение: повествование легко нарушается лирическими отступлениями, а затем возвращается в прежнее русло. Так как каждая строфа представляет собой небольшой рассказ, то на каждую тему можно порассуждать отдельно, отступая от сюжета и высказывая свою точку зрения. Нить повествования не теряется, но зато сюжет заметно оживляется и разнообразится, согревается лирическим волнением автора.

Чтобы строфа стала маленьким стихотворением, она должна быть достаточно объёмной. С этой целью Пушкин использовал всœе комбинации рифм, возможных в четырёхстрочной строфе (катрене). Соединœение ямбических четверостиший в строгом порядке трёх видов их рифмовки (перекрестная, смежная, опоясывающая) и было осуществлено Пушкиным. Но поэту непременно нужна была законченность, самостоятельность каждой строфы. Легко заметить, что соединœение различно рифмующихся четверостиший к такой законченности не приводило. Никакой другой комбинации рифм, кроме перечисленных трёх видов, в четверостишии нет. По этой причине Пушкин заключает строфу двустишием со смежно рифмующимися строками. Строфа сразу же приобрела законченность вследствие прочного рифменного мужского созвучия, благодаря афористичности концовки, обобщающей содержание строфы. Так определилась онегинская строфа, изобретенная Пушкиным для его любимого и самого лучшего, по его словам, произведения. Она состоит из 14 стихов четырёхстопного ямба. Общая ее схема предстает необычайно ясной и простой: 1 (абаб) , 2 (ввгг) , 3 (деед) , 4 (жж) или: AbAb CCdd EffE gg Прописными буквами обозначены женские рифмы,строчными – мужские.

Но это ещё не всœе. Четверостишия в онегинской строфе располагаются в строгой последовательности. Для Пушкина важен не только формальный принцип расположения четверостиший, но и содержательный. Самой распространенной, естественной в русской поэзии была перекрестная рифмовка, затем смежная, а потом опоясывающая. В звуковом отношении именно такое сочетание наиболее выразительно и разнообразно. Оно позволило избежать скучной монотонности. Содержательная роль каждого четверостишия в строфе также постоянна и самостоятельна. Легко заметить, что в первых четырех стихах излагается тема всœей строфы, а двустишие замыкает тему, подытоживает ее или по - новому осмысливает. Второе и третье четверостишия развивают тему, намеченную в первом четверостишии.

Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, каждая строфа и замкнута (тема в ней развита и завершена), и разомкнута͵ обращена к следующей строфе, которая ее продолжает.

Созданию эффекта свободного, импровизационного повествования – иллюзии ʼʼболтовниʼʼ - способствует интонационный строй романа.